Третий Вселенский Собор. История церкви Третий вселенский собор
Вселенских Соборов в истинной Православной Церкви Христовой было семь : 1. Никейский , 2. Константинопольский , 3. Ефесский , 4. Халкидонский , 5.Константинопольский 2-й. 6. Константинопольский 3-й и 7. Никейский 2-й .
ПЕРВЫЙ ВСЕЛЕНСКИЙ СОБОР
Первый Вселенский Собор был созван в 325 г., в гор. Никее , при императоре Константине Великом.
Созван этот Собор был против лжеучения александрийского священника Ария , который отвергал Божество и предвечное рождение второго Лица Св. Троицы, Сына Божия , от Бога Отца; и учил, что Сын Божий есть только высшее творение.
На Соборе участвовало 318 епископов, среди которых были: Св. Николай Чудотворец, Иаков епископ Низибийский, Спиридон Тримифунтский, Св. Афанасий Великий, бывший в то время еще в сане диакона и др.
Собор осудил и отверг ересь Ария и утвердил непреложную истину - догмат; Сын Божий есть истинный Бог, рожденный от Бога Отца прежде всех веков и так же вечен, как Бог Отец; Он рожден, а не сотворен, и единосущен с Богом Отцом.
Чтобы все православные христиане могли точно знать истинное учение веры, оно было ясно и кратко изложено в первых семи членах Символа Веры .
На этом же Соборе было постановлено праздновать Пасху в первыйвоскресный день после первого весеннего полнолуния, определено было также священникам быть женатыми, и установлены были многие другие правила.
ВТОРОЙ ВСЕЛЕНСКИЙ СОБОР
Второй Вселенский Собор был созван в 381 г., в гор. Константинополе , при императоре Феодосии Великом.
Созван этот Собор был против лжеучения бывшего арианского епископа константинопольского Македония , который отвергал Божество третьего Лица Св. Троицы, Духа Святого ; он учил, что Дух Святый не есть Бог, и называл Его тварью или сотворенною силою и при том служебною Богу Отцу и Богу Сыну так как Ангелы.
На Соборе присутствовало 150 епископов, среди которых были: Григорий Богослов (он был председателем Собора), Григорий Нисский, Мелетий Антиохийский, Амфилохий Иконийский, Кирилл Иерусалимский и др.
На Соборе ересь Македония была осуждена и отвергнута. Собор утвердилдогмат о равенстве и единосущии Бога Духа Святого с Богом Отцом и Богом Сыном.
Собор также дополнил Никейский Символ Веры пятью членами, в которых излагается учение: о Святом Духе, о Церкви, о таинствах, о воскресении мертвых и жизни будущего века. Таким образом составился Никеоцареградский Символ Веры , который и служит руководством для Церкви на все времена.
ТРЕТИЙ ВСЕЛЕНСКИЙ СОБОР
Третий Вселенский Собор был созван в 431 г., в гор. Ефесе , при императоре Феодосии 2-м Младшем.
Собор был созван против лжеучения константинопольского архиепископаНестория , который нечестиво учил, будто Пресвятая Дева Мария родила простого человека Христа, с Которым, потом, Бог соединился нравственно, обитал в Нем, как в храме, подобно тому, как прежде обитал в Моисее и других пророках. Потому и Самого Господа Иисуса Христа Несторий называл богоносцем, а не Богочеловеком, а Пресвятую Деву называл христородицею, а не Богородицею.
На Соборе присутствовало 200 епископов.
Собор осудил и отверг ересь Нестория и постановил признавать соединение в Иисусе Христе, со времени воплощения, двух естеств: Божеского и человеческого; и определил: исповедовать Иисуса Христа совершенным Богом и совершенным Человеком, а Пресвятую Деву Марию, - Богородицею.
Собор также утвердил Никеоцареградский Символ Веры и строго воспретил делать в нем какие бы то ни было изменения и дополнения.
ЧЕТВЕРТЫЙ ВСЕЛЕНСКИЙ СОБОР
Четвертый Вселенский Собор был созван в 451 году, в гор. Халкидоне , при императоре Маркиане .
Собор был созван против лжеучения архимандрита одного константинопольского монастыря Евтихия , который отвергал человеческую природу в Господе Иисусе Христе. Опровергая ересь, и защищая Божественное достоинство Иисуса Христа, он сам впал в крайность, и учил, что в Господе Иисусе Христе человеческое естество было совершенно поглощено Божеством, почему в Нем следует признавать только одно Божеское естество. Это лжеучение называется монофизитством , а последователи его называютсямонофизитами (одноестественниками).
На Соборе присутствовало 650 епископов.
Собор осудил и отверг лжеучение Евтихия и определил истинное учение Церкви, а именно, что Господь наш Иисус Христос есть истинный Бог и истинный человек: по Божеству Он вечно рождается от Отца, по человечеству Он родился от Пресвятой Девы и во всем подобен нам, кроме греха . При воплощении (рождении от Девы Марии) Божество и человечество соединилось в Нем, как едином Лице, неслиянно и неизменно (против Евтихия), нераздельно и неразлучно (против Нестория).
ПЯТЫЙ ВСЕЛЕНСКИЙ СОБОР
Пятый Вселенский Собор был созван в 553 году, в городе Константинополе , при знаменитом императоре Юстиниане I .
Собор был созван по поводу споров между последователями Нестория и Евтихия. Главным предметом споров были сочинения трех учителей сирийской церкви, пользовавшихся в свое время известностью, именноФеодора Мопсуетского, Феодорита Кирского и Ивы Едесского , в которых ясно выражались несторианские заблуждения, а на Четвертом Вселенском Соборе ничего не было упомянуто о этих трех сочинениях.
Несториане в споре с евтихианами (монофизитами) ссылались на эти сочинения, а евтихиане находили в этом предлог отвергать самый 4-й Вселенский Собор и клеветать на Православную Вселенскую Церковь, что она будто бы уклонилась в несторианство.
На Соборе присутствовало 165 епископов.
Собор осудил все три сочинения и самого Феодора Мопсуетского, как не раскаявшегося, а относительно двух остальных осуждение ограничилось только их несторианскими сочинениями, сами же они были помилованы, т. к. отказались от своих ложных мнений и скончались в мире с Церковью.
Собор снова повторил осуждение ереси Нестория и Евтихия.
ШЕСТОЙ ВСЕЛЕНСКИЙ СОБОР
Шестой Вселенский Собор был созван в 680 году, в городе Константинополе , при императоре Константине Погонате , и состоял из 170 епископов.
Собор созван был против лжеучения еретиков - монофелитов , которые, хотя признавали в Иисусе Христе два естества, Божеское и человеческое, но одну Божественную волю.
После 5-го Вселенского Собора волнения, производимые монофелитами продолжались и грозили Греческой Империи большою опасностью. Император Ираклий, желая примирения, решил склонить православных к уступке монофелитам и силою своей власти повелевал признавать в Иисусе Христе одну волю при двух естествах.
Защитниками и изъяснителями истинного учения Церкви явились Софроний, патриарх Иерусалимский и константинопольский монах Максим Исповедник , которому за твердость веры вырезали язык и отрубили руку.
Шестой Вселенский Собор осудил и отверг ересь монофелитов, и определил признавать в Иисусе Христе два естества -Божеское и человеческое, - и по этим двум естествам - две воли , но так, что человеческая воля во Христе не противна, а покорна Его воле Божественной.
Достойно внимания, что на этом Соборе произнесено было отлучение в числе других еретиков, и Римского папы Гонория, признавшего учение о единоволии православным. Определение Собора подписали и римские легаты: пресвитеры Феодор и Георгий, и диакон Иоанн. Это ясно указывает, что высшая власть в Церкви принадлежит Вселенскому Собору, а не папе Римскому.
Через 11 лет Собор вновь открыл заседания в царских палатах называемых Трулльскими, для решения вопросов по преимуществу, относящихся к церковному благочинию. В этом отношении он как бы дополнил Пятый и Шестой Вселенские Соборы, потому и называется Пято-шестым .
Собор утвердил правила, которыми Церковь должна управляться, а именно: 85 правил Св. Апостолов, правила 6-ти Вселенских и 7-ми поместных Соборов, и правила 13 Отцов Церкви. Эти правила впоследствии были дополнены правилами Седьмого Вселенского Собора и еще двух Поместных Соборов, и составили так называемый "Номоканон ", а по-русски "Кормчая Книга ", которая и является основанием церковного управления Православной Церкви.
На этом Соборе осуждены были некоторые нововведения Римской Церкви, не согласные с духом постановлений Церкви Вселенской, а именно: принуждение к безбрачию священников и диаконов, строгие посты в субботы Великого Поста, и изображение Христа в виде агнца (ягненка).
СЕДЬМОЙ ВСЕЛЕНСКИЙ СОБОР
Память святых отцев седьмого Вселенского Собора. Память совершается 11-го октября по ст.ст. (в день, когда закончился седьмой Вселенский Собор). Если 11-е октября случится в один из дней седмицы, то служба отцам VII Вселенского собора совершается в ближайшее воскресенье.
Поводом к созванию седьмого Вселенского Собора благочестивою царицею Ириною и Константинопольским патриархом Тарасием была, так называемая, ересь иконоборцев. Появилась она при императоре Льве III Исавре. Он издал указ, предписывавший выносить святые иконы из церквей и домов, сжигать их на площадях, а равно и уничтожать изображения Спасителя, Божией Матери и святых угодников, поставленных в городах на открытых местах или находящихся на стенах храмов.
Когда народ стал препятствовать исполнению сего указа, велено было таковых убивать. Затем император приказал закрыть высшую богословскую школу Константинополя; говорят даже, будто он сжег и богатую, имевшуюся при ней, библиотеку. Повсюду гонитель встречал резкое противоречие своим распоряжениям.
Из Сирии против них писал святой Иоанн Дамаскин. Из Рима - папа Григорий II-й, а затем преемник его, папа Григорий III-й. А из других мест отвечали на них даже открытыми восстаниями. Сын и преемник Льва император Константин Копроним созвал Собор, впоследствии названный лже-вселенским собором, на котором было осуждено иконопочитание.
Многие монастыри были обращены в казармы или разрушены. Много иноков было замучено. При сем обыкновенно разбивали головы иноков на тех самых иконах, в защиту коих они выступали.
От гонения на иконы Копроним перешел к гонению на святые мощи. В царствование преемника Копронима, императора Льва IV-го, иконопочитатели могли вздохнуть несколько свободнее. Но полное торжество иконопочитания совершилось лишь при императрице Ирине.
За малолетством сына своего Константина она заняла престол своего супруга Льва IV-го после его смерти. Императрица Ирина прежде всего возвратила из ссылки всех иноков, сосланных за иконопочитание, большинство епископских кафедр предоставила ревностным иконопочитателям, возвратила святым мощам все почести, которые были отняты от них иконоборцами. Однако императрица сознавала, что всего этого мало для полного восстановления иконопочитания. Необходимо было созвать вселенский собор, который бы, осудив недавний собор, созванный Копронимом, восстановил истину иконопочитания.
Собор открылся осенью 787-го года в Никее, в храме св. Софии. На соборе был сделан пересмотр всех мест из Священного Писания, из свято-отеческих творений и из описаний житий святых, из повествований о чудесах, исшедших от святых икон и мощей, могущих служить основанием к утверждению догмата иконопочитания. Затем на средину зала заседаний была вынесена одна досточтимая икона, и пред нею все присутствовавшие на соборе отцы, лобызая ее, произнесли двадцать два кратких изречения, повторяя каждое из них по три раза.
Все главные иконоборческие положения в них были осуждены и преданы проклятию. Отцы собора на вечные времена утвердили догмат иконопочитания: Мы определяем, чтобы святые и честные иконы предлагались для поклонения точно так же, как и изображение честного и животворящего Креста, будут ли они сделаны из красок, или мозаичных плиточек, или из какого-либо другого вещества, только бы сделаны были приличным образом, и будут ли находиться во св. церквах Божиих, на священных сосудах и одеждах, на стенах и дощечках, или в домах и при дорогах, а равно будут ли это иконы Господа и Бога, Спасителя нашего Иисуса Христа или Непорочной нашей Владычицы Св. Богородицы, или честных Ангелов и всех святых и праведных мужей. Чем чаще, при помощи икон, они делаются предметом нашего созерцания, тем более взирающие на эти иконы возбуждаются к воспоминанию о самих первообразных, приобретают более любви к ним и получают более побуждений воздавать им лобызание, почитание и поклонение, но никак не то истинное служение, которое по вере нашей приличествует одному только Божественному естеству. Взирающие на сии иконы возбуждаются приносить иконам фимиам и ставить свечи в честь их, как делалось это в древности, потому что честь, воздаваемая иконе, относится к ее первообразу, и поклоняющийся иконе поклоняется ипостаси изображенного на ней. Осмеливающиеся же думать или учить иначе, если это будут епископы или клирики, должны быть низлагаемы, если же будут иноки или миряне, должны быть отлучаемы.
Так торжественно закончился седьмой Вселенский Собор, восстановивший истину иконопочитания и поныне ежегодно воспоминаемый всею Православною Церковью 11-го октября. Если 11-е октября случится в один из дней седмицы, то служба отцам VII Вселенского собора совершается в ближайшее воскресенье. Однако полностью остановить движение иконоборцев Собор не смог.
(Слово Свт.Димитрия Ростовского в воспоминание седьмого Вселенского Собора, с сокращениями )
Преподобный Иоанн Дамаскин (память его Церковь отмечает 4 (17) декабря)
родился около 680 года в Дамаске, в христианской семье. Его отец был казначеем при дворе халифа. У Иоанна был приемный брат, осиротевший отрок Косма, которого они приняли к себе в дом (будущий прп. Косма Маиумский, автор многих церковных песнопений). Когда дети подросли, отец позаботился об их образовании. Их обучал ученый монах, выкупленный отцом из плена на Дамасском невольничьем рынке. Мальчики обнаружили необыкновенные способности и легко освоили курс светских и духовных наук. Косма стал епископом Маиумским, а Иоанн занял при дворе должность министра и градоправителя. Оба они были замечательными богословами и гимнографами. И оба выступили против ереси иконоборчества, которая быстро распространялась в то время в Византии, написав много сочинений против иконоборцев. 
Своим многочисленным знакомым в Византии Иоанн переправлял письма, в которых доказывал правильность иконопочитания. Вдохновенные письма Иоанна Дамаскина тайно переписывались, передавались из рук в руки и немало способствовали обличению иконоборческой ереси.
Это приводило византийского императора в ярость. Но Иоанн не был византийским подданным, его нельзя было ни заключить в тюрьму, ни казнить. Тогда император прибег к клевете. Было составлено подложное письмо, в котором дамасский министр будто бы предлагал императору свою помощь в завоевании сирийской столицы. Это письмо Лев Исавр отослал халифу. Тот немедленно приказал отстранить Иоанна от должности, отрубить ему кисть правой руки и повесить ее на городской площади. В тот же день к вечеру Иоанну вернули отрубленную руку. Преподобный стал молиться Пресвятой Богородице и просить исцеления. Заснув, он увидел икону Божией Матери и услышал Ее голос, сообщивший ему, что он исцелен, и вместе с тем повелевший без устали трудиться исцеленной рукой. Проснувшись, он увидел, что рука его невредима.
Весть о чуде быстро разнеслась по всему городу. Устыженный халиф просил у Иоанна Дамаскина прощения и хотел вернуть ему прежнюю должность, но преподобный отказался. Он роздал свое богатство и вместе с приемным братом и товарищем по учению Космой отправился в Иерусалим, где поступил простым послушником в монастырь Саввы Освященного. Сюда же преподобный принес икону Божией Матери, ниспославшую ему исцеление. В память о чуде он прикрепил к нижней части иконы изображение кисти правой руки, отлитое из серебра. С тех пор такая десница рисуется на всех списках с чудотворного образа, получившего название «Троеручица».
Опытный старец стал его духовным руководителем. Чтобы воспитать в ученике дух послушания и смирения, он запретил Иоанну писать, полагая, что успехи на этом поприще станут причиной гордыни. И только много позже Сама Пресвятая Дева в видении старцу повелела снять этот запрет. Иоанн выполнил обещание. До конца своих дней он проводил время в написании духовных книг и сочинении церковных песнопений в Лавре преподобного Саввы Освященнного. Иоанн покинул монастырь только для того, чтобы обличить иконоборцев на Константинопольском Соборе 754 года. Его подвергли тюремному заключению и пыткам, но он всё перенес и по милости Божией остался жив. Преставился около 780 г., в возрасте 104 лет.
Иоанн Дамаскин умер до Седьмого Вселенского Собора, но его книга "Точное изложение Православной веры" стала той основой, на которой сложилось суждение святых отцов Седьмого Вселенского Собора.
В чем смысл победы над ересью иконоборчества?
В Церкви утвердилось подлинное понимание смысла иконы. Иконописание выросло из евангельского понимания мира. Поскольку Христос воплотился, то Бог невидимый, неизображаемый и неописуемый, стал определяемым, видимым, потому что Он во плоти. И как сказал Господь: "Видевый Меня, виде и Отца".
Седьмой вселенский Собор утвердил иконопочитание, как норму жизни Церкви. В этом и есть величайшая заслуга Седьмого Вселенского Собора.
Русская иконопись придерживается канона, который был выработан на VII Вселенском Соборе, и русские иконописцы сохранили византийскую традицию. Далеко не все Церкви это смогли сделать.
.
ПАМЯТЬ СВЯТЫХ ОТЦЕВ I ВСЕЛЕНСКОГО СОБОРА
СИМВОЛ ВЕРЫ
Память Первого Вселенского Собора празднуется Церковью Христовой с древнейших времен. Господь Иисус Христос оставил Церкви великое обетование: “Создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют Ее” (Мф. 16, 18). В этом радостном обетовании находится пророческое указание, что, хотя жизнь Церкви Христовой на земле будет проходить в трудной борьбе с врагом спасения, победа на Ее стороне. Святые мученики засвидетельствовали истинность слов Спасителя, претерпев страдания за исповедание Имени Христова, и меч гонителей склонился перед победоносным знамением Креста Христова.
С IV века прекратились преследования христиан, но внутри самой Церкви возникли ереси, на борьбу с которыми Церковь созывала Вселенские Соборы. Одной из опаснейших ересей было арианство. Арий, александрийский пресвитер, был человеком безмерной гордыни и честолюбия. Он, отвергая Божественное достоинство Иисуса Христа и Его равенство с Богом Отцом, ложно учил, что Сын Божий не Единосущен Отцу, а сотворен Отцом во времени. Поместный Собор, созванный по настоянию Александрийского Патриарха Александра, осудил лжеучение Ария, но тот не покорился и, написав многим епископам письма с жалобой на определение Поместного Собора, распространил свое лжеучение по всему Востоку, ибо получил поддержку в своем заблуждении от некоторых восточных епископов.
Для расследования возникшей смуты святой равноапостольный император Константин (память 21 мая) направил епископа Осию Кордубского и, получив от него удостоверение, что ересь Ария направлена против самого основного догмата Христовой Церкви, решился созвать Вселенский Собор. По приглашению святого Константина в город Никею в 325 году собрались 318 епископов—представителей христианских Церквей из разных стран. Среди прибывших епископов было много исповедников, пострадавших во время гонений и носивших на телах следы истязаний. Участниками Собора были также великие светильники Церкви—святитель Николай, архиепископ Мир Ликийских (память 6 декабря и 9 мая), святитель Спиридон, епископ Тримифунтский (память 12 декабря), и другие, почитаемые Церковью святые отцы.
Александрийский Патриарх Александр прибыл со своим диаконом Афанасием, впоследствии Патриархом Александрийским (память 2 мая), названным Великим, как ревностный борец за чистоту Православия. Равноапостольный император Константин присутствовал на заседаниях Собора. В своей речи, произнесенной в ответ на приветствие епископа Евсевия Кесарийского, он сказал: “Бог помог мне низвергнуть нечестивую власть гонителей, но несравненно прискорбнее для меня всякой войны, всякой кровопролитной битвы и несравненно пагубнее внутренняя междоусобная брань в Церкви Божией”.
Арий, имея своими сторонниками 17 епископов, держался гордо, но его учение было опровергнуто и он отлучен Собором от Церкви, а святой диакон Александрийской Церкви Афанасий в своей речи окончательно опроверг богохульные измышления Ария. Отцы Собора отклонили символ веры, предложенный арианами.
Был утвержден православный Символ веры. Равноапостольный Константин предложил Собору внести в текст Символа веры слово “Единосущный”, которое он часто слышал в речах епископов. Отцы Собора единодушно приняли это предложение. В Никейском Символе святые отцы сформулировали апостольское учение о Божественном достоинстве Второго Лица Пресвятой Троицы — Господа Иисуса Христа. Ересь Ария, как заблуждение гордого разума, была обличена и отвергнута. После решения главного догматического вопроса Собор установил также двадцать канонов (правил) по вопросам церковного управления и дисциплины. Был решен вопрос о дне празднования Святой Пасхи. Постановлением Собора Святая Пасха должна праздноваться христианами не в один день с иудейской и непременно в первое воскресенье после дня весеннего равноденствия (который в 325 году приходился на 22 марта).
Ересь Ария касалась главного христианского догмата, на котором зиждется вся вера и вся Церковь Христова, который составляет единственное основание всего упования нашего спасения. Если бы ересь Ария, отвергавшая Божество Сына Божия Иисуса Христа, потрясшая тогда всю Церковь и увлекшая за собою великое множество и пастырей и пасомых, одолела истинное учение Церкви и сделалась господствующею, то давно уже не существовало бы само христианство, и весь мир погрузился бы в прежнюю тьму неверия и суеверий. Ария поддерживал епископ Никомидийский Евсевий, очень влиятельный при царском дворе, поэтому ересь получила очень широкое распространение в то время. И по сей день враги христианства (например секта "Свидетелей Иеговы"), взяв за основу ересь Ария и дав ей другое название, смущают умы и вводят в соблазн многих людей.
Тропарь свв. отцам Первого Вселенского Собора, глас 8:
Препрославен еси, Христе Боже наш, / светила на земли отцы наша основавый / и теми ко истенней вере вся ны наставивый, / Многоблагоутробне, слава Тебе.
Со времен апостольских... христиане пользовались "символами веры" для того, чтобы напоминать самим себе основные истины христианской веры. В древней Церкви существовало несколько кратких символов веры. В четвертом веке, когда появились ложные учения о Боге, Сыне и о Духе Святом, возникла необходимость прежние символы пополнить и уточнить. Таким образом возник ныне употребляемый Православной Церковью символ веры.
Он был составлен Отцами Первого и Второго Вселенских Соборов . Первый Вселенский Собор принял семь первых членов Символа, Второй - остальные пять. По двум городам, в которых собирались отцы Первого и Второго Вселенских Соборов, Символ носит название Никео-Цареградского. При изучении, Символ веры разделяют на двенадцать членов. В первом говорится о Боге Отце, далее по седьмой включительно - о Боге Сыне, в восьмом члене - о Боге Духе Святом, в девятом - о Церкви, в десятом - о крещении, в одиннадцатом и двенадцатом - о воскресении мертвых и о вечной жизни.
СИМВОЛ ВЕРЫ
трехсот осминадесяти святых отец Первого Вселенского Собора, Никейского.
Веруем во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца всех видимых и невидимых. И во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия единородного, рожденного от Отца, то есть из сущности Отца, Бога от Бога, Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна, не сотворенна, единосущна Отцу, Имже вся быша, яже на небеси и на земли; нас ради человек и нашего ради спасения сшедшего, и воплотившася и вочеловечшася, страдавша и воскресшего в третий день, и восшедшего на небеса, и паки грядущего судити живым и мертвым. И во Святого Духа. Глаголющих же о Сыне Божием, яко бысть время, егда не бе, или яко преже неже родитися, не бе, или яко от не сущих бысть, или из иныя ипостаси или сущности глаголющих быти, или превратима или изменяема Сына Божия, сих анафематствует Кафолическая и Апостольская Церковь.
СИМВОЛ ВЕРЫ
(употребляемый ныне в Православной Церкви)
ста пятидесяти святых отец Второго Вселенского Собора, Константинопольского
Веруем во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. И во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, единородного, Иже от Отца рожденного прежде всех век, Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна, не сотворенна, единосущна Отцу, Имже вся быша; нас ради человек, и нашего ради спасения сшедшего с небес, и воплотившегося от Духа Свята и Марии Девы, и вочеловечшася; распятого же за ны при Понтийстем Пилате, и страдавша, и погребенна; и воскресшего в третий день по писанием; и восшедшего на небеса, и седяща одесную Отца; и паки грядущего со славою судити живым и мертвым, Его же царствию не будет конца. И в Духа Святого, Господа животворящего, Иже от Отца исходящего, Иже со Отцем и Сыном спокланяема и сславима, глаголавшего пророки. Во едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь. Исповедуем едино крещение во оставление грехов. Чаем воскресения мертвых и жизни будущего века. Аминь.
Ввиду противоречивости поступающих сведений император распорядился послать в Эфес своего посланца Палладиана для расследования ситуации на месте, и, чтобы оградить представителей верховной власти от оскорблений, на время была запрещена корреспонденция между Эфесом и столицей. Въезжающие в Константинополь путешественники подвергались досмотру с тем, чтобы изымались письма, касающиеся положения дел, связанных с собором в Эфесе.
Но сторонники Кирилла Александрийского нашли способ обойти эту полицейскую меру. Кирилл составил послание своим единомышленникам в столице – епископам, пресвитерам и монахам – и поручил одному городскому нищему доставить это письмо константинопольскому архимандриту Далмату. Нищий спрятал послание в узловатой палке, с которой и отправился в столицу на корабле. Чиновники, досматривавшие багажи приезжавших в столицу, не заподозрили одетого в рубище нищего, которого моряки из милости бесплатно довезли до Константинополя, а тот немедленно по прибытии в Новый Рим отправился к Далмату. Это был в прошлом офицер из дворцовой стражи Феодосия Великого, принявший после смерти жены и детей постриг и давший обет до самой кончины безвыходно пребывать в монастыре. 48 лет он не выходил из обители, но полученное им известие настолько встревожило его, что он решил нарушить обет и отправиться к императору. Духовный авторитет подвижника в столице был велик, и Феодосий принял его. На этой аудиенции Далмат передал императору послание отцов собора, на котором председательствовал святой Кирилл, и сказал: «Справедливо ли это, благочестивейший август, чтобы голос одного нечестивца (он обозначил этим именем комита Кандидиана) имел для вашей совести больше значения, чем голоса 6 тысяч епископов, распространенных по всей вселенной, которые следуют учению отцов, собранных в Эфесе?» . Далмат добился от Феодосия разрешения посланцам собора прибыть в Константинополь, чтобы со своей стороны доложить императору о происшедшем в Эфесе. Это распоряжение было изложено в грамоте, которую Далмат взял с собой. При выходе из дворца его поджидали собравшиеся у ворот монахи и миряне. И все вместе они с зажженными свечами направились в церковь святого Мокия. По пути к процессии присоединялись новые люди. Шествовавшие воспевали 150 псалом «Хвалите Господа во святых Его», а время от времени раздавались крики: «Анафема Несторию». В храме святого Мокия было оглашено послание отцов собора во главе с архиепископом Кириллом. Затем архимандрит Далмат с амвона рассказал народу о своей аудиенции у императора. Свою речь он закончил словами: «Я уверен, что император последует внушению Бога и святого собора, а отнюдь не развращенным людям; итак, молитесь, братья, за императора и за нас». В церкви снова раздался крик: «Анафема Несторию» . Такая реакция соответствовала настроению большинства жителей столицы. Константинопольская паства, в которой раньше было немало сторонников у Нестория, была им явным образом потеряна.
Когда в Эфесе узнали о решении, принятом императором, отцы собора направили в столицу двух епископов из Египта: Феопемпта Кабазского и Даниила Дарнийского; позже в столицу прибыл синкел архиепископа Кирилла и его личный врач Иоанн. В свою очередь с посланием к императору от лица участников «собора восточных» отправился комит Ириней. Император принимал тех и других, обсуждал положение дел с собором в императорской консистории, выслушивал противоречивые советы. Его прежнее доверие Несторию было основательно поколеблено. Едва ли понимая до конца богословскую суть спора, он начинал уже видеть именно в Нестории зачинщика потрясшей Церковь и империю смуты, но не спешил и становиться на сторону Кирилла. В Эфес император решил направить комита Иоанна с поручением всеми силами добиться примирения враждующих сторон.
Между тем в Эфес прибыли легаты папы Римского Целестина епископы Аркадий и Проэкт и пресвитер Филипп. 10 июля в резиденции епископа Мемнона под председательством святителя Кирилла состоялось второе заседание, или деяние, собора. Восточных во главе с Иоанном Антиохийским на это деяние не пригласили. В самом начале заседания было оглашено послание папы Целестина, адресованное Вселенскому собору, вначале на языке подлинника и затем в переводе на греческий язык. Епископ Рима в нем выражал поддержку отцам собора и призывал их хранить кафолическую веру и защищать спокойствие Церквей. За чтением послания последовали приветственные аккламации: «Это суд справедливый! Весь собор благодарит нового Павла – Келестина, нового Павла – Кирилла, Келестина, стража веры, Келестина, единодушного с собором! Один Келестин, один Кирилл, одна вера собора, одна вера вселенной!» . На следующий день состоялось третье деяние собора, на котором легаты Целестина ознакомились с соборным приговором по делу Нестория и после его повторного оглашения поставили под актом об отлучении свои подписи.
На соборных заседаниях, состоявшихся 16 и 17 июля, рассматривалась жалоба, поданная святым Кириллом и Мемноном на свое осуждение «собориком восточных» во главе с Иоанном Антиохийским. «Поскольку епископ Иоанн, несмотря на троекратное приглашение прибыть и дать отчет о своих поступках, так и не явился на заседание собора, он вместе с 33 его сторонниками был объявлен отлученным от церковного общения вплоть до раскаяния, а его противозаконное низложение святителя Кирилла и епископа Мемнона – “не имеющим совершенно никакой силы”» .
На последовавших затем соборных деяниях, состоявшихся до конца июля, рассматривались вопросы, связанные с Символом веры, составленным пресвитером Харисием, со статусом Кипрской Церкви, и другие темы. В результате были приняты постановления дисциплинарного содержания, из которых впоследствии было составлено восемь канонов. Первые шесть правил были изданы на седьмом, или последнем, заседании собора 31 июля 431 года. Все вместе они составляют заключительную часть соборного послания, адресованного епископам, пресвитерам, диаконам и мирянам Вселенской Церкви, разделенную при редактировании соборных актов на шесть правил. 7-е правило было издано на шестом заседании собора – 22 июля, 8-е – на седьмом заседании в связи с жалобой кипрских епископов Ригина, Зинона и Евагрия на действия Антиохийского епископа Иоанна, который стремился подчинить своей юрисдикции Кипрскую Церковь. В канонические сборники Западной Церкви правила Эфесского собора не вошли. В отдельных латинских рукописях встречаются лишь отрывки из соборных определений – иные, чем те, которые получили канонический авторитет на Востоке.
Первые шесть канонов Эфесского собора предусматривают прещения для епископов и клириков, приверженных ереси Нестория, а также ереси Келестия (или Целестия), разделявшего воззрения Пелагия относительно первородного греха, поэтому ересь эта более известна как пелагианство. При этом 1-е правило предусматривает предавать суду и извергать из сана отступивших от Православия и принявших учение Целестия митрополитов; 2-е касается отступников из числа епископов, для которых предусмотрено аналогичное прещение; 3-е объявляет недействительными какие-либо прещения, уже наложенные или впредь могущие быть наложенными Несторием и «его сообщниками»; 4-е правило подвергает извержению из сана всех клириков, которые держатся ереси Нестория и Целестия; 5-е провозглашает недействительность пересмотра Несторием и его «единомышленниками» дел клириков, осужденных самим Эфесским собором или иной законной церковной властью; и, наконец, 6-е правило, по словам его интерпретатора епископа Никодима (Милаша), «касается всех и осуждает каждого, принадлежащего или не принадлежащего к священной иерархии, пытающегося тем или иным образом нарушить определения собора, причем принадлежащих к священной иерархии подвергает извержению, а остальных – отлучению от церковного общения» .
В 7-м правиле говорится о том, как следует хранить неповрежденной никейскую веру. В сокращенном изложении Аристина это пространное правило имеет такой вид: «Епископ, проповедующий другую веру, кроме никейской, лишается епископства, а мирянин изгоняется из Церкви. Тот, кто, кроме веры, составленной святыми отцами, собравшимися в Никее, предлагает иной нечестивый символ на развращение и на пагубу обращающихся к познанию истины из эллинства или иудейства или от какой бы то ни было ереси, если мирянин, должен быть предан анафеме, а если епископ или клирик, должен быть лишен епископства и служения в клире». Прямой смысл канона заключается в запрете самовольного составления символов веры, подобных тому, который был представлен Харисием. Впоследствии этот канон использовался православными полемистами против латинского искажения Никео-Цареградского символа добавлением в него filioque. Канонисты XII века, уже заставшие filioque, не находили в этом правиле оснований для его отвержения. По замечанию архиепископа Петра (Л᾽Юилье), впервые этот аргумент был выставлен на Ферраро-Флорентийском соборе в 1438 году святым Марком Эфесским. Архиепископ Петр не склонен интерпретировать это правило как абсолютный запрет всяких изменений в символе. Он пишет по этому поводу: «Можно, разумеется, сожалеть о добавлении, сделанном к тексту символа на Западе, однако совершенно невозможно в осуждении этого добавления ссылаться на 7-е правило Эфесского собора, составители которого имели в виду не какое-нибудь добавление, а как раз составление иной веры (этеран пистин), отличной от никейского вероопределения» . Однако не столь очевидным и формальным образом, как это, может быть, представлялось православным полемистам прошлого, в том числе самому святому Марку, но внесение в символ filioque все-таки осуждается правилом, поскольку оно действительно явилось искажением той веры, которую изначально содержала и содержит Вселенская Церковь, а значит, и «изложением иной веры».
Наконец, последнее, 8-е, правило собора утверждает автокефалию Кипрской Церкви, которая оспаривалась Антиохийской кафедрой, притязавшей на юрисдикцию над Кипром. Тем самым Вселенский собор не оставил никаких разумных церковных оснований для развития учения об исключительных преимуществах пяти первых престолов христианского мира. Поучительно положение, которым оканчивается это правило: «То же да соблюдается и в иных областях и повсюду в епархиях, дабы никто из боголюбезнейших епископов не простирал власти на иную епархию, которая прежде и сначала не была под рукою его или его предшественников; но аще кто простер и насильственно какую епархию себе подчинил, да отдаст оную: да не преступаются правила отец; да не вкрадывается, под видом священнодействия, надменность власти мирския; и да не утратим помалу, неприметно тоя свободы, которую даровал нам Кровию Своею Господь наш Иисус Христос, освободитель всех человеков».
В канонических сборниках вслед за правилами Эфесского собора помещают послание собора «К священному собору Памфилийскому о Евстафии, бывшем их митрополите». Это послание составлено в связи с делом епископа Евстафия, который вначале подал письменное отречение от своей кафедры, после чего она была замещена другим епископом – Феодором, а потом просил собор сохранить за ним сан епископа без всякого права на управление епархией. Собор удовлетворил эту его просьбу по снисхождению, из икономии, подтвердив, однако, содержащийся в ряде канонов, в том числе в 36-м Апостольском правиле, 10-м правиле Петра Александрийского, в 3-м правиле Кирилла Александрийского, принцип, который заключается в недопустимости произвольного оставления своей Церкви епископом.
В начале августа в Эфес прибыл посланец императора комит Иоанн, на которого возложена была обязанность добиться примирения епископов, разделившихся на враждующие партии. Миссия эта, однако, на тот момент оказалась неисполнимой. Приглашенные комитом в его резиденцию для заслушивания императорской сакры и совместных поисков выхода из сложившейся ситуации епископы отказывались участвовать в совещании, ссылаясь на обоюдные отлучения: святой Кирилл и его сторонники – на отлучение Нестория и Иоанна, а восточные – на отлучение Кирилла. О том, что происходило тогда в Эфесе, комит Иоанн докладывал Феодосию: «Несторий явился почти вместе с зарею, пришел Иоанн, благочестивейший епископ, и Кирилл со всеми благочестивейшими епископами; не было только одного Мемнона. Тогда начались шум и смятение. Пришедшие с Кириллом говорили, что не должно сносить и вида Нестория, который отлучен ими… А святейшие епископы, бывшие с благочестивейшим епископом Иоанном, настаивали на том, что Кириллу не следует присутствовать при чтении послания, так как он вместе с Мемноном отлучен ими. Таким образом, об этом был великий спор… Я не знаю, откуда взялось у них такое ожесточение» . Действуя в соответствии с инструкцией, данной императором, Иоанн приказал арестовать Кирилла, Мемнона и Нестория, и уже в их отсутствие зачитана была императорская грамота своеобразного содержания.
В ней Феодосий признавал одинаково действительными акты собора под председательством Кирилла Александрийского и собрания во главе с Иоанном Антиохийским – об отлучении Нестория, Кирилла и Мемнона, делая вид, что эти решения идут от согласной воли одного и того же собора: «Мы одобрили произнесенные вашею святостью отлучения Нестория, Кирилла и Мемнона. Относительно же прочего мне известно, что вы сохраняете христианскую веру и православное учение, принятое нами от отцев и дедов и утвержденное святейшим собором, бывшим при блаженном Константине» .
Восточные выразили готовность подчиниться императорскому указу, но настаивали на осуждении 12 глав Кирилла, в которых они по-прежнему усматривали совокупность ересей – аполлинарианской, арианской и евномианской. Сторонники Кирилла не могли примириться с его осуждением и ходатайствовали об освобождении святителя, равно как и Мемнона Эфесского. Для продолжения переговоров комит Иоанн предложил обеим сторонам направить по восемь представителей в Константинополь. Делегацию сторонников содержавшегося под стражей Кирилла возглавил святитель Ювеналий Иерусалимский. В ее составе находились также папские легаты епископ Аркадий и пресвитер Филипп. Делегацию восточных возглавил Иоанн Антиохийский. Среди других делегатов вместе с ним был и Феодорит Кирский. Делегации направились в столицу разными путями: сторонники святого Кирилла – морем, а восточные – по суши. При подъезде к Константинополю те и другие были приглашены в пригород столицы Халкидон для встречи там с императором. В столицу их решено было не впускать из-за опасений вызвать там волнения, особенно в монашеской среде, которая вся почти стояла на стороне Кирилла. Подобную же позицию занимал и епископ Халкидона, не пускавший делегатов восточной партии в городские храмы, так что они совершали богослужения в частном доме; там же блаженный Феодорит произносил проповеди догматического содержания, заостренные против анафематизмов Кирилла. Они вызывали интерес у многих жителей города, приходивших туда послушать красноречивого и искусного богослова.
Тем временем, выполняя поручение Феодосия, префект претория Антиох, состоявший ранее в дружеских отношениях с Несторием, направил ему письмо, в котором говорилось, что «император, принимая в соображение выраженное архиепископом желание жить в уединении, позволяет ему оставить Эфес и выбрать по своему желанию как место убежища своего, так и путь, по которому намерен туда отправиться; а для того, чтобы избавить его от всяких забот и неприятностей, ему дается стража для охранения и предоставляются в распоряжение его государственные перевозные средства» . Несторий правильно понял, что это в деликатной форме составленный приказ о ссылке. Он подчинился, выразив пожелание отправиться в антиохийский монастырь Евпрепия, откуда незадолго до этого он был вызван в столицу империи. В своем ответе он настаивал только на том, чтобы император публично осудил заблуждения Кирилла. Несторий был отправлен а Антиохию, а Кирилл и Мемнон остались под арестом в Эфесе.
Переговоры в Халкидоне зашли в тупик. Условием примирения Иоанн и его сторонники по-прежнему ставили осуждение богословских заблуждений Кирилла, а их оппоненты настаивали на том, чтобы еще до начала богословской дискуссии были освобождены архиепископы Александрийский Кирилл и Эфесский Мемнон. В конце концов император решил прекратить переговоры, приказав представителям восточных оставаться в Халкидоне, а делегатам Вселенского собора последовать за собой в Константинополь для избрания и посвящения нового предстоятеля столичной Церкви. По существу дела это обозначало победу святого Кирилла, но он по-прежнему содержался под арестом в Эфесе. Иоанн Антиохийский и его сторонники пытались предотвратить ставший уже очевидным исход конфликта: «Мы нашли необходимым уведомить настоящим посланием ваше благочестие, как пред Богом и Самим Христом и Святым Духом, что если кто-нибудь из еретичествующих будет определен в должность прежде, нежели будут рассмотрены правые догматы, то необходимо расстроится все тело Церкви при общем разногласии клира и народа. Ибо никто из благочестивых не согласится принять еретичествующих в общение и погубит собственное спасение» . Предупреждение это, однако, било мимо цели, потому что значительное большинство жителей столицы, большинство христиан на Балканах, в Азийском и Понтийском диоцезах, в Палестине и фактически весь христианский Египет и Запад были согласны со святым Кириллом, сторонники которого и названы в этом послании «еретичествующими», так что если бы император оставался, как в начале конфликта, на стороне восточных, то, поддерживая их властной рукой, он столкнулся бы с несравненно более массовым и жестким противлением. Поэтому Феодосий оставил без внимания предостережение восточных, в котором в завуалированной форме содержалась угроза, не подкрепленная, правда, реальной силой.
Император принял решение закрыть собор, и, как пишет А.В. Храпов, «почти одновременно были опубликованы противоречащие одна другой сакры: согласно первой, собор распускался по домам, но святитель Кирилл и епископ Мемнон объявлялись низложенными… по второй – они признавались епископами наравне с остальными, император отказывался осудить восточных и просил отцов собора позаботиться о восстановлении церковного мира» . В действие приведена была вторая императорская сакра.
В Константинополе состоялись избрание нового предстоятеля и затем, 25 октября 431 года, хиротония избранного собором епископов, приехавших вместе с императором из Халкидона, престарелого константинопольского пресвитера Максимиана, который был родом из Рима и в детстве дружил с Целестином, ставшим папой. Переехав в новую столицу империи, Максимиан сблизился со святым Иоанном Златоустом. Святой Максимиан не отличался выдающимися способностями, подобно Иоанну Златоусту, но пользовался уважением в среде духовенства и народа за свою аскетическую жизнь и благотворительность: он на свой счет сооружал саркофаги для погребения малоимущих христиан, известных своим благочестием. При избрании архиепископа другим кандидатом был еще один почитатель Иоанна Златоуста – знаменитый своим красноречием и глубиной богословских знаний святой Прокл, но и на этот раз, как это случалось и прежде, он должен был уступить другому избраннику.
После своего избрания святой Максимиан вступил в общение со святителем Кириллом. Затем вместе с архиепископом Кесарийским Фирмом он низложил четырех митрополитов, кафедры которых находились в пределах Понтийского и Фракийского диоцезов: Дорофея Маркианопольского, Имерия Никомидийского, Евфирия Тианского и Элладия Тарского – за их упорство в поддержке Нестория. Император распорядился освободить Кирилла и Мемнона из-под стражи. 30 октября святой Кирилл с триумфом возвратился в свой кафедральный город.
Иоанн Антиохийский и его единомышленники, искренне убежденные в правоте своих подозрений относительно православия Кирилла Александрийского, были обескуражены таким исходом своего противостояния с Кириллом. Еще раз они пишут императору послание, исполненное обиды и горьких укоров: «Мы не таких последствий ожидали от призвания нас сюда вашим благочестием… Мы пришли, повинуясь тебе как благочестивому императору… Но наша скромность, по-видимому, нисколько не послужила нам в пользу, а еще более повредила нам. Ибо мы, так повинующиеся вам, до настоящего дня были удерживаемы в Халкидоне, а теперь увольняемся домой. А те, которые все привели в смятение и весь мир наполнили возмущением, которые стараются уничтожить Церкви и открыто гонят благочестие, отправляют священнические должности, собирают народ в церкви и, по их мнению, имеют власть управления (то есть незаконно ими присвоенную), производят в Церкви возмущения и то, что дано в пользу бедных, издерживают на своих воинов… Но ты поставлен императором не над ними только, а и над нами. Ибо Восток, в котором всегда сияла правая вера, составляет немалую часть твоей империи, а с ним и другие провинции и епархии, из которых мы сюда собрались… Бог будет помощником вам во всем, если вы будете заботиться о благочестивых Его догматах и не позволите расторгать тело Церкви. А оно расторгнется, если утвердится мнение, привнесенное в веру Кириллом и утверждаемое еретиками… Мы нашли необходимым снова донести вашему величеству, что те, которым позволено иметь церкви, учат в церквях тому же, чему учили Арий, Аполлинарий и Евномий, незаконно, вопреки правилам, священствуют и погубляют души приходящих и слушающих их… Мы… просим ваше величество внять нашим мольбам и не позволять никаких прибавлений к вере святых отцов Никейских. Но если и после этой просьбы… ваше благочестие не предпримет никакой меры, то мы отрясем прах от ног и воскликнем с блаженным Павлом: “Чисты есмы от крови вашей” (Деян. 18: 6)» .
Собор, состоявшийся в Эфесе под председательством святого Кирилла, был признан каноническим и вселенским, в отличие от «соборика восточных». Такому исходу богословского спора способствовала ревность о чистоте Православия святой Пульхерии, которая, рискуя испортить отношения с братом, неустанно стремилась убедить его в опасности еретических заблуждений Нестория и в конце концов преуспела в этих своих стараниях. «Пульхерии, – по словам А. Тьерри, – принадлежала вся честь этой победы, и никто не ошибся, называя ту руку, которая всем заправляла в Халкидоне. Православные епископы поздравляли ее наперерыв друг перед другом, а один собор выразился о ней такими подлинными словами: “Она изгнала Нестория”» .
Несторий был анафематствован и отправлен в ссылку, но император не признал действительности соборного акта об отлучении Иоанна Антиохийского и его сторонников. В то же время сам Иоанн и единомышленные с ним епископы, в основном из Сирийского диоцеза, продолжали считать Кирилла и Мемнона находящимися под отлучением. В результате разорвано было общение между Церквями Сирии и остальных диоцезов империи. Такое положение дел не могло быть терпимым. Император, как и прежде, настаивал на примирении.
В отличие от Нестория, еретические заблуждения которого граничили с кощунством, его восточные защитники, всегда в той или иной мере дистанцировавшиеся от его крайностей, имели известные основания для разделяемых ими опасений: Иоанн Антиохийский и блаженный Феодорит преувеличивали, если не сказать – передергивали, обвиняя святого Кирилла в приверженности аполлинарианской ереси, но формулу «миа физис ту Феу Логу сесаркомени» («единая природа Бога Слова воплощенного»), осмысливая ее в русле православной христологии, Кирилл, не зная того, позаимствовал, действительно, из текстов Аполлинария, и – что еще важнее – эта формула стала потом знаменем и оружием в руках богословов, впавших в ересь, противоположную несторианской, – в монофизитство. Среди пылких апологетов Кирилла уже тогда находились богословы и простецы со взглядами, отвергнутыми позже на Халкидонском соборе, подобными тем, которые вскоре стал декларировать и развивать Евтихий, уже в пору Эфесского собора известный и влиятельный архимандрит в столице, бывший и одним из пресвитеров, присутствовавших на соборе.
Поэтому великим благом для Церкви оказалось то обстоятельство, что Феодосий, чьи убеждения изменились за время собора, не дошел в этой метаморфозе до крайности, до признания действительности соборного акта об отлучении восточных. По настоянию императора, между ними и сторонниками Кирилла возобновилась богословская дискуссия, целью которой было достичь примирения и восстановить евхаристическое общение. Посредником в этих переговорах Феодосий назначил имперского нотария (государственного секретаря) Аристолая. Одним из средств давления была угроза низложения и Кирилла, и Иоанна и ссылки их в Никомидию в случае их уклонения от примирения и упрямства. На встрече Аристолая с Иоанном Антиохийским тот заявил, что он согласен вступить в общение с Кириллом при условии его отречения от своих анафематизмов, анафематствования Аполлинария и признания обязательности исповедания Никейского символа с тем его толкованием, которое содержится в послании святителя Афанасия епископу Коринфскому Эпиктету, направленном против ереси Аполлинария. По поручению императорского нотария с изложением этого предложения к Кириллу обратился в своем послании епископ Верийский Акакий, которому тогда исполнилось уже 110 лет. Это послание привез с собой Аристолай.
По словам А.В. Карташева, который с увлечением, но, вероятно, не без передержки и преувеличений, вскрывает изнанку церковно-политических процессов, «прошло уже больше года после Эфеса. Неугомонный борец Кирилл хорошо был осведомлен, что императорский двор не успокаивался на позиции незалеченной раны церковного раскола… Поэтому Кирилл, по методу своего дяди Феофила, не переставал подкупающими дарами обогащать столицу и истощать александрийскую казну. Сохранилось письмо Кириллова архидиакона Епифания к Максимиану Константинопольскому с приложением списка даров и издержек Александрийской Церкви, которая была положительно ими истощена… Епифаний умоляет Максимиана немножко помочь им из его константинопольской казны, чтобы утолить безмерные аппетиты жадных сановников… Кроме денег, это были целые транспорты предметов комфорта и роскоши: ковры, коврики, занавески, скатерти, покрывала, подушки, кресла, скамейки и столики слоновой кости, вплоть до живых страусов» .
Святой Кирилл в ответном письме Акакию с готовностью принял предлагаемые догматические формулы, анафематствовал Аполлинария, учение которого он никогда не разделял, но отказался осудить свои анафематизмы, соглашаясь, однако, дать им интерпретацию, которая бы могла устранить недоразумения, и, конечно, настаивал на том, чтобы Иоанн анафематствовал Нестория.
В Антиохии ответ Кирилла был принят благоприятно, хотя не все восточные реагировали на него с такой же готовностью к достижению согласия, как сам Иоанн. Среди сохранявших недоверие к Александрийскому предстоятелю самыми влиятельными епископами были Андрей Самосатский и Феодорит Кирский. Но Иоанн направил в Александрию для переговоров с Кириллом епископа Эмесского Павла, который привез с собой проект согласительного исповедания, им же, вероятно, и составленный, но включенный в послание, адресованное Кириллу и подписанное Иоанном Антиохийским. В этом послании Иоанн, со своей стороны, соглашался анафематствовать Нестория: «Мы хотели бы, чтобы прекращен был всякий спор; чтобы всем святым Церквям Божиим, рассеянным по всему миру, возвращен был мир и уничтожены были все соблазны; чтобы Несторий, прежний епископ Константинопольский, был низложен, а неправое и нечестивое учение его было анафематствовано… Соглашаемся и с поставлением святейшего и благочестивейшего Максимиана, епископа святой Константинопольской Церкви Божией» . Послание заканчивалось братским обращением к адресату: «Прощай, благочестивейший и преосвященнейший владыка, искреннейший мой брат, и продолжай молиться о нас» .
Догматическая формула, предложенная для подписи Кириллу, предвосхищала орос Халкидонского собора. В ответном послании Иоанну, отправленном в 433 году и вошедшем в историю Церкви под названием, повторяющим предпосланный ему эпиграф из Псалтири «Да возвеселятся небеса» («Эуфрэнефосан и урани»; Пс. 95: 11), святой Кирилл воспроизвел предложенную ему формулу: «Мы исповедуем, что Господь наш Иисус Христос, единородный Сын Божий, есть совершенный Бог и совершенный Человек, (состоящий) из разумной души и тела; что Он рожден прежде веков от Отца по божеству, а в последнее время, ради нас и ради нашего спасения, от Марии Девы – по человечеству; что Он единосущен Отцу по божеству и единосущен нам по человечеству; ибо (в Нем) совершилось соединение двух естеств. Почему мы и исповедуем одного Христа, одного Сына, одного Господа. На основании такого неслитного соединения мы исповедуем Пресвятую Деву Богородицею, потому что Бог Слово воплотился и вочеловечился и в самом зачатии соединил с Собою храм, от Нее воспринятый. Известно, что знаменитые богословы одни из евангельских и апостольских изречений о Господе обыкновенно делают общими, как принадлежащие одному лицу, другие же, по причине различия двух естеств, принимают раздельно и те из них, которые приличны Богу, относят к божественности Христа, недостойные же Бога – к Его человечеству» .
Собор в Эфесе не принял ороса; примирительная догматическая формула, предложенная со стороны восточных и подписанная святым Кириллом, по существу дела и явилась аналогом догматического ороса, которым достойно завершились соборные деяния. Для народного благочестия исключительную важность имело то обстоятельство, что собор отстоял почитание Девы Марии как Божией Матери. До III Вселенского собора в христианском мире был один знаменитый храм, воздвигнутый во имя Девы Марии – в Эфесе, а после собора повсюду сооружаются церкви, посвященные Божией Матери, и одна из них была построена в Константинополе на средства святой Пульхерии. А в Риме при преемнике святого Целестина папе Сиксте была воздвигнута грандиозная базилика, сохранившаяся до наших дней, – Santa Maria Maggiore, посвященная Пречистой Деве.
Примирение между Кириллом Александрийским и Иоанном Антиохийским состоялось, евхаристическое и каноническое общение Церквей, дотоле разъединенных, было восстановлено. Жертвой достигнутого примирения стал незадачливый Несторий, но винить в своем низложении ему было некого: его учение действительно радикально расходилось с Преданием, представляя собой доведенные до запретной черты крайние выводы из антиохийской богословской традиции, аутентичным выразителем которой был тогда Иоанн Антиохийский и другие умеренные антиохийцы, пришедшие к взаимопониманию с Кириллом, представлявшим альтернативную александрийскую традицию в богословии. А еще Несторий стал жертвой собственного высокомерия, упрямства и легкомыслия. Узнав о состоявшемся примирении и своем анафематствовании со стороны теперь уже своих былых защитников, он вновь обнаружил свой немирный и нераскаянный нрав и объявил о непризнании им Максимиана, якобы неправомерно занявшего его кафедру. Реакцией на это выступление стало распоряжение императора об удалении Нестория из Антиохии.
Местом его новой ссылки стала прежняя столица Набатейского царства Петра, расположенная в труднодоступном изолированном ущелье в гористой пустыне, но и там его скитания не закончились: из Петры он был вскоре переправлен в один из египетских оазисов Ибис. «Это была, – по словам А. Тьерри, – тюрьма, которая сама стерегла свои жертвы без тюремщика и большую часть времени без солдат» . Оазис был окружен безводной песчаной пустыней, кишащей ядовитыми змеями и насекомыми, обрекавшими на верную смерть всякого беглеца-одиночку. Этот оазис он покинул, взятый в плен вместе с другими обитателями Ибиса вторгшимися кочевниками из племени блеммиев, которые надеялись получить выкуп за пленников от римских властей. Узнав о приближении кочевников из другого и более сильного племени, блеммии бежали, бросив пленников посреди песчаного моря. Оставленным умирать в пустыне повезло: поблизости находился город Панополь, куда и добрался Несторий, изнемогший от усталости. В ту пору он был уже стариком. В Панополе Несторий провел несколько лет. Потом по распоряжению прокуратора Египта он был выслан на нильский остров Элефантину, расположенный на границе Египта с Эфиопией. По пути к месту новой ссылки он упал с коня и поломал себе руку и ребра. Сопровождавший его конвой доставил его обратно в Панополь, где он вскоре, в 451 году, умер. О последних летах его жизни и обстоятельствах его смерти известно мало. До Нестория доходили сведения о «разбойничьем соборе» в Эфесе, о насильственной смерти святого Флавиана, об адресованном ему томосе папы Льва Великого. Он умер, когда уже было объявлено о созыве собора в Халкидоне, но до его открытия. Есть сведения, что Несторий собирался апеллировать к отцам собора. Из его письма жителям Константинополя известно, что в споре Диоскора с Флавианом он был на стороне Флавиана. Несторий одобрительно высказывался о христологическом томосе святителя Льва, считая, – конечно, ошибочно, – что его содержание тождественно с его собственной христологией.
В изгнании он занимался литературными трудами. В начале XX века был найден его написанный на сирийском языке трактат «Тегурта Гераклидис»; слово «тегурта» буквально значит «коммерция», но в данном контексте обозначает просто «трактат», а слово «Гераклид» – это псевдоним; надписание книги действительным именем автора обрекало бы ее на неминуемое уничтожение: по распоряжению императора Феодосия, все сочинения Нестория подлежали сожжению. Это своего рода автобиография и самоапология. Книга заканчивается словами: «Возвеселися со мной, пустыня, подруга моя, прибежище и утешение мое, и ты, земля изгнания, мать моя, которая сохранит мое тело до дня воскресения» . Несторий смирился со своей печальной участью и в изгнании своем находил утешение. «Мое горячее желание, – пишет он в трактате, – да будет благословен Господь небес и земли! А Несторий пусть останется анафемой. Господу угодно, чтобы люди примирились с Ним, проклиная меня. Я не отказался бы зачеркнуть то, что я говорил, если бы я был уверен, что это нужно и что люди через это обратятся к Богу» . Это написано, наверно, искренне, но, как кажется, не без рисовки и позерства, которые и ранее свойственны были этому самолюбивому, но незадачливому деятелю. Из этих слов не видно, что он испытывал раскаяние в учиненной не без его вины церковной смуте. Принципиально не изменились и его богословские воззрения. Излагая его христологию, как она отразилась в его последнем сочинении, А.В. Карташев писал: «Он две природы мыслит до того полными и действенными, что считает, что каждая из них не может не быть и ипостасной, и личной, так что единое Лицо (просопон) у него получается “из двух природ, из двух ипостасей и из двух лиц(!), соединенных в одно, в свободном (вольном) общении”. В “Трактате Ираклида” Несторий придумал даже особый термин для этого “сложного Лица” – “Лицо единения” (“просопон тис эносеос”), подчеркивая тем ипостасную полноту каждой природы, вплоть до особого ее (данной природы) лица» . У Халкидонского собора, осудившего ересь, противоположную Несториевой, не было оснований для его реабилитации, и он подтвердил правомерность провозглашенной ему на III Вселенском соборе анафемы.
Между тем после восстановления общения между Иоанном Антиохийским и его сторонниками, с одной стороны, и святителем Кириллом – с другой, не вся христианская Сирия одобрила шаги к примирению, предпринятые Иоанном. В числе оппозиционеров были и епископы. Особенную энергию в дискредитации Иоанна обнаружил епископ Иерапольский Александр, организовывавший соборы, на которых Иоанна обвиняли в предательстве и вероотступничестве. С колеблющимися по поручению Иоанна вел вразумляющие беседы блаженный Феодорит, который, поддержав примирительную позицию своего кириарха Иоанна и приняв «согласительное исповедание», уклонился от анафематствования Нестория. Подобно ему, поступили и некоторые другие епископы Востока, приняв догматическую формулу 433 года, составленную, собственно, в самой же среде восточных богословов, не настаивая на осуждении 12 анафематизмов святого Кирилла, но и не анафематствуя Нестория.
Своим успехом в деле привлечения к примирению «с Египтом» сомневавшихся в допустимости подобного «компромисса» архиепископ Иоанн и блаженный Феодорит обязаны были поддержке, которую им оказал имевший огромное влияние на церковный народ смиренный инок преподобный Симеон. Ранее он уединялся на дне высохшего озера, потом у подножья горы, затем на ее верху, где он приковал себя железной цепью к забору, который поставил вокруг построенной на этой горе хижины, чтобы не иметь возможности выходить из нее. Эту цепь он снял лишь по повелению святителя Антиохийского Мелетия и с этих пор держал себя прикованным к скале умом и волей и уже не сходил с нее. Наконец он изобрел особый вид подвижничества, который получил название столпничества. В окрестностях Антиохии он поставил столп высотой около 10 метров, на его вершине находилась площадка для стояния или сидения. В своем жизнеописании подвижника блаженный Феодорит рассказывает, что однажды один посетитель святого захотел сосчитать число делаемых им непрерывно поклонов, досчитал до 1244 и затем от усталости сбился со счета, а преподобный Симеон продолжал совершать поклоны. К столпу удивительного подвижника потянулись люди – вначале из ближних мест, из Антиохии, потом изо всей Сирии, из Киликии, Палестины и, наконец, из самых далеких провинций Римской империи и из-за ее пределов. Приходили для того, чтобы быть свидетелями его подвига, чтобы попросить его о молитве за себя и своих близких и чтобы послушать его вдохновенную проповедь, так что столп преподобного Симеона стал самой высокой кафедрой Христианской Церкви. Помимо живого общения с христианами, приходившими к этому столпу, преподобный Симеон общался с теми, кто искал духовного наставления, через письма. В переписке с ним состояла жившая на далеком западе, в Лютеции (современном Париже), святая Геневефа, которую по-французски именуют Женевьевой. Преподобный Симеон убедил тысячи колеблющихся в своем отношении к Эфесскому собору сирийских христиан признать его Вселенским собором. Преподобный Симеон отошел ко Господу в 459 году, прожив 103 года.
И все же оставались и непримиримые последователи Нестория, которые лишены были возможности свободно исповедовать свою веру в пределах империи. Их преследовали, подвергали ссылке, лишали привилегий и гражданских прав. Из числа высокопоставленных сановников упорным несторианином остался комит Ириней, который находился в Эфесе вместе с Кандидианом по частной инициативе, хотя и с позволения императора и там всячески противодействовал святому Кириллу и Мемнону, защищая восточных и Нестория. За свою приверженность ереси Ириней был лишен чина и уволен от службы. Он принял епископское рукоположение от несториан. Большая часть несториан уходила за границы империи, переселяясь в основном в Иран, где несториане, в противовес местным кафолическим христианам, пользовались покровительством правительства. В Римской империи со второй половины V века несторианство стало вполне маргинальным явлением.
На богословски противоположном несторианству полюсе церковной жизни, а географически – в Александрии и Египте – было не меньше противников согласительной формулы 433 года, усматривавших в подписании ее своим кириархом его отступление от истины, в их представлении запечатленной в его анафематизмах, которым они при этом давали интерпретацию, близкую к той, что составила содержание монофизитской христологии, отвергнутой Халкидонским собором. Но открыто и публично святого Кирилла осудили за «компромисс и отступничество» лишь немногие из его бывших почитателей, к тому же не имевшие особого влияния, вроде александрийского диакона Максима и некоторых монахов, – столь велик был авторитет святителя Кирилла в Египте. Оппозиционеры держали свои убеждения при себе, дожидаясь удобного момента, который наступил для них после преставления святителя. И тогда болезнь, затаившаяся внутри церковного организма, прорвалась наружу, угрожая Церкви большой бедой. Конечным результатом этой болезни стало отпадение от кафолической Церкви целых народов и стран, увлеченных монофизитским соблазном.
Правила Третьего Вселенского Собора, Ефесского
Правило 1
Понеже надлежало и неприсутствовавшим на святом соборе, и остававшимся в своем месте, или граде, по некоей вине, или церковной, или телесной, не остатися в неведении о том, что на оном постановлено: то извещаем вашу святыню и любовь, что, аще который областный митрополит, отступив от святаго и вселенского собора, приложился к отступническому сонмищу, или посем приложится, или Келестиево мудрование приял, или приимет, таковый против епископов своея области что либо делати отнюдь не может, яко отныне собором от всякого церковного общения уже отверженный и недействительный. Но еще и рассмотрению тех самых епископов области, и окрестных митрополитов, православно мудрствуюших, подлежати будет, для совершенного извержения его из сана епископского.
Ефесский собор издал 9 правил. Шесть первых правил изданы на седьмом или последнем заседании собора (31 июля 431 г.) и составляют заключение соборного послания, отправленного «епископам, пресвитерам, диаконам и всему народу каждой области и города». Послание начинается так: «Когда мы собрались по указу императора в ефесской митрополии, некоторые, в количестве тридцати, во главе с Иоанном, епископом антиохийским, отступили от нас. Имена их следующие: Иоанн, епископ Антиохии сирийской, затем Иоанн, епископ Дамаска, Александр, епископ Апамеи и т. д…. Таковые недостойны пользоваться в церкви властью, которою бы могли помогать или вредить другим, не упоминая уже о том, что среди них есть и такие, которые уже извержены главным образом за то, что, заразившись ложным учением Нестория и Целестия, отказались подписать вместе с нами осуждение Нестория; всех таковых святый собор общим определением лишил всякого церковного общения и отнял у них право совершать святую службу». За этим следуют подряд шесть правил. Седьмое правило издано было на шестом заседании (22 июля), когда пресвитером и экономом филадельфийской церкви Харисием была подана святому собору жалоба против некоего Иакова, увлекшего в Филадельфии многих в ересь Нестория. Восьмое правило было издано на седьмом заседании собора по поводу жалобы Ригина, Зинона и Евагрия, епископов кипрских, против антиохийского епископа, желавшего подчинить своей юрисдикции кипрскую автокефальную церковь. Девятое правило есть послание этого собора к памфилийскому собору по поводу отречения Евстафия от епископской кафедры. — Первые шесть правил касаются главным образом событий тогдашнего времени, вызванных ересью Нестория. Поэтому, строго говоря, они не имеют непосредственного отношения к верховной дисциплине. Постараемся найти в них то, что имеет отношение к церковному праву и обратим на это должное внимание.
Этот собор был назначен на день Св. Троицы 431 года, именно на 7 июня, когда приходился в этот год названный праздник. К назначенному сроку прибыли в Ефес главные деятели того времени, как Кирилл александрийский и все те православные епископы, которые имели возможность явиться и которые, как мы можем видеть, подписались после на соборных актах. Иоанн антиохийский, вследствие своей приверженности к Несторию и желания воспрепятствовать его осуждению, медлил своим прибытием. После долгого ожидания собор православных открыл, наконец, свои заседания без Иоанна и издал свое известное определение против Нестория . Несколько времени спустя является со своими епископами Иоанн. Оскорбленный якобы тем, что собор начал без него свою работу и осудил Нестория, не выслушав его и его епископов, Иоанн собирает отдельный собор из своих епископов, провозглашая незаконность собора, созванного под председательством Кирилла, и недействительность его определений, а самого Кирилла и другого поборника православия — митрополита ефесского Мемнона изверженными . Это должно было произвести новые смуты в церкви и, действительно, произвело их, усилив сторону еретиков, так как многие из несториан присоединились к Иоанну. Испробовав безуспешно все средства к примирению, собор православный, для предупреждения дурных последствий, провозгласил собор Иоанна антиохийского и его приверженцев собором отступников (τής αποστασίας συνέδριον, apostasiae seu defectionis consessus ac conventiculum), а Иоанна антиохийского, которого подразумевает в правиле под словами μητροπολίτης τής επαρχίας и которого как ανενέργητον подвергает общему суду всех православных пастырей, изверженным, так же, как и всех епископов, принимавших в нем участие, как согласившихся, по словам Зонары, с мнениями подобными Несториевым .
Издавая данное предписание, ефесский собор имеет в виду ту общую церковно-юридическую норму, по которой церковно-иерархическая власть имеет полную законную силу только тогда, когда она действует в установленных законом границах и когда исполнители этой власти строго подчиняются законам и учению православной церкви; и напротив, как только они отступят от этих законов и перейдут строго установленные законные границы, то власть эта теряет все принадлежащие ей права. Разбирая далее правила собора, созванного в Константинополе в 861 году, мы увидим, какую силу имела всегда эта норма в церкви. Кроме этой общей нормы, ефесский собор следует еще и другой, по которой суд над митрополитом принадлежит собору, состоящему не только из епископов, подчиненных обвиняемому митрополиту, но из этих подчиненных епископов вместе со всеми ближайшими митрополитами. Слова данного правила: «разсмотрению тех самых епископов области, и окрестных митрополитов, православно мудрствующих, подлежати будет, для совершенного извержения его из сана епископского», — показывают, что отцы ефесского собора подразумевают тот собор, который в истории церкви известен под именем ή σύνοδος τής διοικήσεως, диэцезального собора.
Диэцезальный собор есть собрание митрополитов и епископов какой-либо автокефальной церкви, собравшихся по приглашению главы этой автокефальной церкви и под его председательством, для разбора и решения церковных вопросов, находящихся вне компетентности епархиальных (т. е. митрополитанских) соборов и имеющих важность для всего диэцеза . Источники истории и устройства этих соборов не идут дальше времени Никейского собора, хотя подобные соборы мы можем встретить и в более ранние века . Сходство этого рода соборов, созванных после Никейского собора, с теми, которые мы встречали прежде, показывают, что этот обычай был теснейшим образом связан с самою жизнью церкви. Формальное же выражение он получил во 2 правиле II Вселенского собора, служащем дополнением к 6 правилу I Вселенского собора, в том смысле, что как епархии (митрополичьи области) должны быть управляемы епархиальным собором (под председательством подлежащего митрополита), так точно и диэцезы (области автокефальных епископов или патриаршие области) должны быть управляемы диэцезальным собором (под председательством автокефального епископа или патриарха) . К делам, подлежащим ведению таких соборов, относится также и суд над митрополитами, по той или другой причине обвиняемыми перед церковью. Отцы ефесского собора имеют в виду эту компетентность диэцезального собора и, хотя своей высшей властью, властью вселенского собора, и провозглашают изверженным отступника — митрополита и, следовательно, лишенным власти по отношению к подчиненным ему епископам, однако не оставляют за собой окончательного исполнения своего приговора, но, сообразно установленной церковной норме, основанной на правилах и церковной практике, предоставляют это надлежащему диэцезальному собору окружных митрополитов и епископов, которые обвиняемого совершенно извергают из сана епископского (είς τό πάντη καί τού βαθμού τής έπισκοπής έκβληθήναι). Таким диэцезальным собором, которому принадлежало окончательное исполнение приговора ефесского собора относительно Иоанна, должен был быть антиохийский собор, так как Антиохия в церковно-административном делении по 6 правилу I Вселенского собора была автокефальной церковной областью со своим автокефальным епископом. Если антиохийскому диэцезальному собору надлежало выполнить такую задачу, собравшись под председательством антиохийского епископа, а между тем обвиняемым и осужденным именно и был этот самый антиохийский епископ, т. е. тот, кому надлежало быть председателем собора и кому принадлежало право созыва, решения, закрытия собора, провозглашения его постановлений и т. д., — то возникает вопрос, какой диэцезальный собор — антиохийский или какой-либо другой имели в виду отцы ефесского собора, провозглашая свое решение, зная, что сам председатель антиохийского собора является обвиняемым? В круг деятельности диэцезальных соборов входит, между прочим, по правилам и по церковной практике и то, что они могут непосредственно призывать к ответу за всякий противоканонический поступок и самих представителей автокефальные церквей, след. своих председателей для ведения против них канонического следствия и для извержения их, в целях охранения установленных правил, из их епископского сана . Имея это в виду, отцы ефесского собора подтверждают правило, по которому вообще обвиняемый митрополит, будь то автокефальный или нет, должен быть судим на диэцезальном соборе всеми остальными митрополитами и епископами известной автокефальной церкви; и в данном случае, имея перед собою обвиняемого в лице Иоанна антиохийского и издав о нем свое решение, они передают окончательное исполнение этого решения именно антиохийскому собору, состоящему из «православно мудрствующих» епископов и митрополитов, как собору автокефальной церкви, т. е. единственно компетентному в решении, касающемся преступлений своего председателя.
Изрекши свой приговор против Иоанна антиохийского и других, бывших с ним, как поддерживавших сторону Нестория и, следовательно, одобрявших его учение, осудивши также всех последователей несторианского учения, — собор осуждает затем и подвергает извержению и всех тех епископов, которые следуют учению Целестия.
В то время, когда на востоке стали волновать церковь предтечи несторианства, на западе появилась в первых годах V века новая ересь, которая, хотя и имела главным образом своим предметом вопрос антропологический, однако, как с внешней, так и внутренней стороны, находилась в тесной связи с вопросом христологическим. Эта ересь известна под именем пелагианства или целестианства. Монах Пелагий появился в Риме в первых годах V века и за свою строго нравственную жизнь приобрел всеобщее уважение . К Пелагию примкнул Целестий, бывший хотя и моложе, но гораздо даровитее своего друга и своим сочинением Contra traducem peccati выступивший против учения церкви о первородном грехе . Учение Пелагия и Целестия в главном было одно и то же. Разница между ними, по словам Августина, состояла только в том, что первый был откровеннее, второй скрытнее, первый правдивее, второй лживее, или — по крайней мере — первый более вольномыслящий, а второй лукавый .
По имени своих основателей последователи новой ереси называются в истории то пелагианами, то целестианами . Точные данные относительно этой ереси нам предлагают самые же сочинения Пелагия и Целестия и затем сочинения против них блаженного Августина . Система пелагианства носит на себе главным образом рационалистический характер, поставляя разум единственным началом религиозного сознания. Главная ошибка пелагианского учения состоит в отрицании Божественной благодати, как средства, необходимого для спасения человека.
Споры, возникшие по поводу пелагианства, вызвали множество соборов, из которых первый, по мнению Гефеле, был в 411 году . В этом году Целестий прибыл из Рима в Карфаген для получения там пресвитерского рукоположения. Некоторые ревностные православные Карфагенцы предупредили Аврелия, чтобы он не доверял Целестию, так как последний заражен ложным учением. Аврелий тотчас же повелел созвать собор, на который должен был предстать Целестий . Самым решительным противником Целестия был диакон Павлин, представивший собору против него жалобу, причем учение Целестия было формулировано в следующих шести пунктах: а) Адам умер бы, если бы и не согрешил; б) грех Адама причинил зло ему одному, а вовсе не всему человечеству; в) новорожденное дитя находится в том же состоянии, в каком находился Адам до своего грехопадения; г) не верно, что все человечество подлежит смерти потому, что согрешил и умер Адам, так же, как не верно и то, что все человечество воскреснет потому, что воскрес Христос; д) закон может привести к небу каждого так же, как и Евангелие; е) до пришествия Христова также были люди совершенно безгрешные . После признания Целестия, что таково действительно его исповедание, собор отлучил его, а он, обратившись тотчас же с жалобой на такое решение собора к папе Иннокентию, отправился в Ефес, где успел обмануть православных и получить пресвитерское рукоположение . В то же время Пелагий отправился в Палестину и там затеял распрю с блаженным Иеронимом. Один испанский пресвитер Орозий, проведший много времени с Августином, подал на Пелагия жалобу Иоанну иерусалимскому, но Пелагий на созванном нарочно ради этого соборе 415 года успел скрыть свое ложное учение и оправдаться перед собором . В том же году на соборе в Диосполе на него подали жалобу за его ложное учение два галльских епископа — Херос и Лазарь, представившие против него двенадцать еретических пунктов . С помощью хитрости он сумел и на этом соборе совершенно оправдаться и отклонить жалобу . Тотчас же упомянутые епископы сообщили об этом епископам проконсульской Африки, собравшимся в это время (416 г.) на собор в Карфагене под председательством Аврелия. Последние подтвердили приговор, вынесенный Целестию пять лет тому назад, и отправили соборное послание папе Иннокентию, извещая его о своих действиях . Примеру Карфагенского собора последовали и епископы, собравшиеся в тот год в Милеве под председательством Сильвана, среди которых был и Авгуатин . Иннокентий тремя своими посланиями подтвердил решение собора относительно Пелагия и Целестия .
В это время Целестий, перешедший из Ефеса в Константинополь и изгнанный также и оттуда, направился в Рим. В 417 году умер Иннокентий и преемником его сделался Зосима. Целестий представил свое исповедание веры Зосиме, который, найдя его вполне православным, написал тотчас же африканским епископам, осуждая их образ действий по отношению к Целестию и угрожая главным его противникам извержением из сана . Со своей стороны и Пелагий также отправил свое исповедание веры Зосиме, который одобрил его и отправил в Африку другое письмо с оправданием Пелагия . При таком положении вещей, созданном папою, Августин обращается к императору и получает от него особый указ против пелагиан ; с другой стороны, он убеждает Аврелия собрать Великий собор епископов, которые бы ответили папе Зосиме и высказали окончательное осуждение пелагианства. 1 мая 418 года собрался собор из 200 епископов в Secretarium basilicae Fausti в Карфагене, который, разобрав до мельчайших подробностей учение Пелагия и Целестия, издал против пелагианства восемь правил и торжественным образом осудил их учение . Разбирая правила собора, которые в наших новейших сборниках известны под общим именем правил Карфагенскаго собора, мы еще будем иметь случай вернуться к этому вопросу . Подчиняясь решению этого собора, Зосима отобрал свои прежние письма и в так называемом epistola tractoria осудил пелагианское учение . Осуждение было всеобщее, — и те, которые не желали покориться, были изгнаны из Африки и с запада и нашли убежище на востоке у некоторых епископов, главным же образом у Нестория в Константинополе, впоследствии же присоединились к сборищу Иоанна антиохийского в Ефесе.
Издавая свои предписания и видя, что вместе с несторианами действуют против православного собора и пелагиане или целестиане, ефесские отцы осудили вместе с ересью Нестория и ересь пелагиан в этом правиле особо, а в 4 правиле и ту и другую вместе.
Определение, выраженное в 1 и 4 правилах против пелагиан, собор постановил еще на V заседании, составляя свое послание к папе Целестину: «Когда на святом соборе, пишут отцы в упомянутом послании, были прочитаны записи деяний о низложении нечестивых пелагиан и целестиан, Целестия, Пелагия, Юлиана, Персидия, Флора, Марцеллина, Орентия и их единомышленников, мы определили оставить твердым и неполебимым то, что определено против них твоею святостью, — и согласно с тобой, мы их считаем низложенными» . О том же определении упоминает папа Григорий I в своем письме ad Narsum comitem: «Пелагий, осужденный на ефесском соборе, высказал то с намерением показать, что искупление Христово не имело для нас значения» . То же говорит и патриарх Фотий, упоминая о ереси пелагиан: «что она была анафематствована святым собором в Ефесе» . Мы нарочно привели эти оба свидетельства — Григория и Фотия, чтобы отклонить всякое сомнение, могущее возникнуть относительно того, действительно ли ефесский собор анафематствовал пелагианскую ересь, так как на основании текста ефесских правил по сборнику Иоанна Схоластика, где в данном правиле вместо слов τά τού Κελεστίου стоит τά τού Αρείου καί Νέστορίου, такое сомнение вполне возможно .
Необходимо сделать еще замечание относительно данного правила в той форме, как мы находим его в славянской Кормчей. В этом сборнике данное правило гласит следующим образом: «Аще который митрополит, или епископ, остав, и не пришед на собор, Келестинова мудрствовати хощет, или мудрует, отвержен да будет, и от церкве изриновен» . Мы не намерены разбирать таковой текст этого правила и не приводим его с этою целью, — обратим только, во всяком случае, вместе с Вальсамоном внимание на слова: «Келестинова мудрствовали хощет». Эти слова ошибочны и буквально ничем не оправдываются, потому что Целестин, римский епископ, учил так, как и каждый православный, разделяя веру Кирилла и других православных епископов. В Кормчую они вошли из сборника Алексея Аристина, в котором читаем: "Εάν άπαλειφθείς τής συνόδου μητροπολίτης τών Κελεστίνου άντέχηται, ή άνθέξηται, άπоβλητος . Каким образом могла произойти подобная ошибка, чтобы, вместо еретика Целестия, было употреблено имя православного епископа Целестия, — определить трудно. Что Аристин действительно не знал о различии между Целестием и Целестином, римским епископом, и что это, следовательно, не была только случайная ошибка, — об этом свидетельствует он сам в комментарии на 5 правило этого собора, где мы читаем: Τινές… τά τού Νεστορίου, τού επισκόπου Κωνσταντινουπόλεως… καί τού Κελεστίου, τού τής "Ρώμης επισκόπου, έφρόνησαν δόγματα , что очевидным образом доказывает его незнание того, кто был Целестий и кто Целестин, а следовательно и незнание о тех отношениях, какие существовали между Целестием и Целестином с одной стороны, и Целестином и православными епископами Карфагена — с другой. Не говоря уже о том, что во всех сборниках, имеющих это правило, имя Целестия написано правильно , памяти папы Целестина воздавалось наибольшее уважение и имя Целестина, как святителя церкви, славилось с древнейших времен, о чем лучше всего свидетельствуют дошедшие до нас старые греческие рукописные минеи . Вальсамон в своем толковании данного правила ефесского собора, ссылаясь на эту ошибку, говорит: «Если найдешь в некоторых списках ошибку писца о Целестии (потому что вместо Целестия упомянут Целестин — άντί γάρ Κελεστίου, Κελεστίνου μέμνηται), не думай, что написанное вполне точно, — ибо Целестин, римский папа, был православный, а Целестий был единомышленник Нестория, т. е. еретик» . Ту же ошибку мы встретим и во многих других местах Кормчей.
Правило 2
Аще же которые епархиальные епископы не присутствовали на святом соборе, и в отступлении прияли, или покусятся прияти участие: или, подписав извержение Нестория, перешли к отступническому сонмищу: таковым, по изволению святаго собора, совершенно быти чуждым священства, и низверженным с своея степени.
В первом правиле речь шла о митрополитах, отпавших от православного собора, а в этом речь идет об епископах, подчиненных митрополиту и также отпавших. Эти подчиненные тому или другому митрополиту епископы, означены в оригинальном тексте этого правила словами — "επαρχιώται "επίσκοποι , а в латинском переводе — provinciales episcopi . Епархией ("επαρχία, provincia), как мы видели, называется отдельная церковная область, подчиненная митрополиту. Так, Макарий анкирский говорит: «Епархию составляет вся та область, которая находится в границах митрополии, напр. ираклийскую митрополию составляет вся Фракия, анкирскую вся Галатии, фессалийскую вся Фессалия и т. д.; членами епархиального собора являются епископы, принадлежащие к этой епархии и подчиненные митрополиту епархии» . Поэтому митрополит называется τής "επαρχίας άρχών, глава епархии (provinciae praeses): «Епископ должен заботиться о тех, кто вверен его попечению, если же нерадит, пусть будет заявлено об этом главе епархии — διδασκέτω τόν τής "επαρχίας άρχοντα» . Епископы же, находящиеся в ведении митрополичьей области, называются в 6 правиле II Вселенского собора τής "επαρχίας "επίσκοποι, епархиальными епископами (provinciae episcopi) . Έπαρχιώται называются отдельные епископы, составляющие одну митрополичью область в 20 правиле антиохийского собора, точно так же, как и в данном правиле . При желании точно обозначить на нашем языке έπαρχιώται, мы должны были бы назвать их главами епископской области, точно так же, как митрополит должен был бы называться главою митрополичьей (или епархиальной) области, а патриарх главою патриаршей (или диэцезальной) области. На нашем языке ошибочно употребляются название диэцеза или епархии для обозначения этим именем епископской области, т. е. области, подчиненной простому епископу. Такие названия стали обычными у всех славян, но, тем не менее, их нельзя назвать правильными. - Ошибочно и то, что епископы, подчиненные митрополиту, называются и у нас заимствованным нами иностранным словом суффраганов (suffraganeus). Суффраганом называется всякий клирик, обязанный помогать (suffragari) своему старейшине . В общем смысле суффраган означает викария, коадъютора, или — как некогда у римлян — их episcopos in partibus infidelium. Если на западе после декрета Грациана название суффраганов присвоено епископам, подвластным митрополиту , — то может ли это служить примером для нас, называющих своих епископов суффраганами митрополита и прилагающих ничем неоправданное установление к нашему иерархическому устройству, когда, помимо того, что это в каноническом римском праве противоречит духу вселенской, кафолической церкви, мы знаем, что отношения между митрополитом и епископом у них не могут даже в малом сравниться с теми отношениями, которые существуют между таковыми у нас на основании древней церковной практики?
Ефесский собор упоминает, следовательно, в данном правиле έπαρχιώται после митрополита, и, лишая их священства, провозглашает их изверженными, если они окажутся отступниками от православного собора, не взирая на то, было ли это их отступничество по времени прежде или после осуждения Нестория. Различие в осуждении данного правила и первого то, что здесь осуждаются не только те, которые с самого начала перешли на сторону еретиков, но и те, которые, подписав однажды определение собора против Нестория, впоследствии отступили от собора и присоединились к сборищу Иоанна.
Правило 3
Аще же некоторым из принадлежащих к клиру в каждом граде, или селе, Несторием и его сообщниками, возбранено священство за православное мудрствование: таковым дали мы право восприяти свою степень. Вообще повелеваем, чтобы единомудрствующие с православным и вселенским собором члены клира, отнюдь никаким образом, не были подчинены отступившим или отступающим от православия епископам.
Как первое правило этого собора говорит о митрополитах, отпавших от православного собора, а второе об епископах отступниках, так данное правило говорит об отношении клириков к таковым митрополитам или епископам, постановляя, что клирик, лишенный неправославным епископом сана священства за свое православное исповедание веры, должен снова занять свою священническую степень, с которой был свергнут незаконным образом. Отцы собора следуют в данном правиле той общей церковной идее, нашедшей формальное выражение в 29 правиле халкидонского собора, в силу которой изверженный без всякой вины из своего сана должен быть немедленно восстановлен в своем прежнем достоинстве. Но они не выражают своего предписания в безусловном смысле, т.е., что клирик может возвратить себе это отнятое достоинство сам, и ставят это в зависимость от того, находится ли данный клирик в согласии «с православным и вселенским собором». Архимандрит Иоанн в толковании данного правила весьма точно передает мысль ефесских отцев, говоря: «надобно заметить здесь, что собор не безусловно дает клирикам право независимости от своих епископов, которых они могли бы подозревать или обличать в неправославии: а только в таком случае дает это право, когда сами клирики будут единомудрствовать со святым и вселенским собором; т. е. судить о православии своих епископов они должны не по своему только разумению и воле, но по ясному учению и определениям вселенских отцев церкви; притом и епископов повелевает признавать неправославными не безразлично, — тех, которые не соглашаются с какими-либо частными мнениями, но только тех, которые явно отступают от вселенских соборов и передаются к противным учению их сборищам или сектам» .
Правило 4
Аще которые из клира отступят, и дерзнуть особо, или всенародно держатися Несториева, или Келестиева мудрствования: праведным признал святый собор изверженным быти и сим из священнаго чина.
Как в первых двух правилах осуждаются неправославно мыслящие митрополиты и епископы, так точно в данном правиле ефесский собор осуждает клириков, державшихся еретического учения; при этом правило предписывает тотчас же извергать таковых, как только станет известным, «что они придерживаются этого учения, как говорит Зонара, частным образом и только для самих себя или проповедуют его всенародно и учать ему других» .
Текст данного правила у нас совершенно отличается от того же текста в сборнике Иоанна Схоластика, а также в сборнике Аристина и славянской Кормчей, так, что получается совершенно иной смысл правила. У Схоластика нет слов ή τά Κελεστίου. так что этим правилом не осуждаются клирики, следующие пелагианству . У Аристина осуждаются те клирики, которые, кроме Нестория, единомышленники с Целестином — Εί τινες τών κληρικών Κελεστίνψ… συμφρονήσαιεν . В Кормчей же это правило гласит:«Аще котории причетницы Келестиновы и Несториевы ереси повеления мудрствуют, да извергутся» . Относительно того, что во всех этих сборниках данное правило изложено ошибочно, пусть послужит доказательством этого то, что уже было сказано нами по этому поводу в толковании 1 правила этого собора. А что наш текст данного правила совершенно точен и что пелагиане действительно были осуждены на этом соборе, а святитель Целестин римский ошибочно назван еретиком, об этом, кроме всего уже сказанного нами, свидетельствует, между прочим, еще одно послание Григория I, направленное против пелагиан, где он говорит: «Разбирая акты ефесского собора, мы не нашли ни слова ни об Адельфии, ни о Савве, ни о тех, ни о других, относительно которых известно, что они были осуждены этим собором, но предполагаем, что как были попорчены акты халкидонского собора, так точно случилось, по всей вероятности, и с актами ефесского собора» . Это и является, как нам кажется, единственной причиной ошибочности текста у Иоанна Схоластика, у Аристина и в славянской Кормчей.
Правило 5
Аще некие за неприличные дела осуждены святым собором, или собственными епископами: Несторий же, и его единомышленники, вопреки правилам, по его во всем произвольному действованию, покусилися, или покусятся возвратити им общение с церковью, или степень священства: праведным признали мы, да будет им сие бесполезно, и да остаются они тем не менее изверженными из священного чина.
По правилам, собор православных епископов, как и отдельные митрополиты и епископы, имеют право судить подчиненных им клириков и подвергать их за безнравственные дела отлучению или извержению. Несторий и его единомышленники, желая увеличить ряды своих приверженцев, не обращая внимания на существующие относительно этого правила и поступая самовольно, т. е. как говорит Зонара, «не делая разницы между тем, что допущено, и тем, что запрещено» , — принимали к себе отлученных православными епископами клириков и восстанавливали их в прежних их иерархических степенях. Собор, обратив внимание на это обстоятельство, постановил своим правилом, что помилование, полученное такими клириками от неправославных епископов, не может иметь никакого значения и что они после такового остаются опять вне церковного общения и изверженными. В данном случае собор возобновляет древнюю норму церкви, которую мы находим в Апостольских правилах и которой церковь придерживалась во все века, а именно:«аще который пресвитер, или диакон от епископа во отлучении будет: не подобает ему в общение прияту быти иным, но точию отлучившим его» (Ап. пр. 32).
В толковании первых правил мы показали ошибки, вкравшиеся в текст славянской Кормчей, здесь же приведем дословно «толкование пяти прежде реченных правил», находящееся после данного правила и показывающее, что ошибки в тексте правил повторяются и в их толковании:«Егда собрашася святии отцы на ефесстем соборе, и нецыи от митрополит отлучишася от правоверных, и мудроваху повеления еретическая, злочестивого Нестория епископа Константиня града, в человека верующего, и жидовская смыслящаго, и Келестина епископа римского. Недыи же от епископ осташа, и не приидоша на собор, и не восхотеша осудити, ни прокляти, не освященую сию и злочестивую епископу, но паче побараху и помогаху им. Сего ради убо повеле святый собор, помогающих Несторию, и Келестину, и тою ересь держащих, и тако смыслящих изврещи от сана, и от церкве изринути, епископом же и презвитером, их же бе Несторий, и Келестин, от священничества извергл, занеже право мысляху и вероваху, тем паки прияти свой чин, такоже паки и иже от своих епископов извержени быша, за некая злая дела, и от Нестория и от Келестина, прияти и оправдани быша, паки не священи: и абие да извержени будут» .
Правило 6
Подобно же, аще некие восхотели бы, каким либо образом, поколебати то, что о каждом из них учинено святым собором во Ефесе, святый собор определил, чтобы таковые, аще суть епископы, или принадлежащие к клиру, совершенно свержены были с своего степени: аще же миряне, отлучены были от общения церковного.
Это правило является заключением послания, обращенного собором «к епископам, пресвитерам, диаконам, и всему народу каждой области и города», — как мы уже упоминали об этом на своем месте. Прежние правила содержат предписания, касающиеся главным образом тех лиц, которые были заодно с отступившими от святого собора, противились ему и принимали ложное несторианское и пелагианское учение; это правило касается всех и осуждает каждого, принадлежащего или не принадлежащего к священной иерархии, пытающегося тем или иным образом нарушить определения собора, причем принадлежащих к священной иерархии подвергает извержению, а остальных — отлучению от церковного общения.
Правило 7
По прочтении сего, святый собор определил: да не будет позволено никому произносити, или писати, или слагали иную веру, кроме определенныя от святых отец, в Никеи граде, со Святым Духом собравшихся. А которые дерзнут слагати иную веру, или представляти, или предлагати хотящим обратитися к познанию истины, или от язычества, или от иудейства, или от какой бы то ни было ереси: таковые, аще суть епископы, или принадлежат к клиру, да будут чужды, епископы епископства, и клирики клира: аще же миряне, да будут преданы анафеме. Равным образом, аще епископы, или клирики, или миряне явятся мудрствующими, или учащими тому, что содержится в представленном от пресвитера Харисия изложении, о воплощении единородного Сына Божия, или скверным и развращенным Несториевым догматам, которые при сем и приложены: да подлежат решению сего святаго и вселенского собора, то есть, епископ да будет чужд епископства, и да будет низложен: клирик подобно да будет извержен из клира: аще же мирянин, да будет предан анафеме, как сказано.
(II Всел. 1; Трул. 1; Карф. 2).
Мы уже говорили, что 7 правило ефесского собора было издано отдельно от других правил и не составляло, подобно первым (6) правилам, части соборного послания, отправленного «епископам, пресвитерам, диаконам и всему народу каждой области и города». Оно было издано по поводу представленной святому собору жалобы пресвитера и эконома филадельфийской церкви Харисия.
На шестом заседании собора пресвитер Харисий заявил перед собором, что некоторые лжеучители, желая распространить среди простого народа ложное учение Нестория, прибегли к хитрости и, составив какое-то новое исповедание веры, ловко успели привлечь к себе известное число простых людей. Он указал также, что некие Антоний и Иаков, называвшие себя пресвитерами, прибыли из Константинополя, принеся с собой какой-то особенный символ веры и многие рекомендательные письма от единомышленников Нестория и от каких-то двух пресвитеров — Анастасия и Фотия, также приверженцев последнего. Эти оба пресвитера своею дерзостью и лукавством настолько обошли епископов Лидии, что последние разрешили им свободное жительство в их областях. Иаков остался в Филадельфии лидийской, начав там свою работу, — причем в короткий срок успел обмануть некоторых простаков, принявших его символ и признавших его якобы православным. О деятельности Антония, обманывавшего людей по другим местам Лидии, Харисий не упоминает; ему была известна только деятельность Иакова, и так как он получил один экземпляр его символа, вместе с подписями обманутых, то, представив его собору, просил принять против этого меры и осудить лукавых еретиков. Вместе с этим им было представлено и свое исповедание веры, чтобы таким образом предотвратить обвинение еретиков в том, что и его вера несогласна с никейской. Отцы собора изъявили готовность просмотреть жалобу Харисия, с тем, чтобы предварительно были выполнены некоторые условия. Прежде всего, по их повелению, был прочитан никейский символ и затем письменное исповедание веры самого Харисия, для удостоверения собора в том, что он действительно исповедует православную веру и не заражен сам еретическим учением. Так как исповедание веры Харисия найдено было вполне православным, как тождественное с Никейским символом, то собор, сообразно существующей в церкви норме, выраженной впоследствии в 21 правиле IV Вселенского собора, и на основании 74 Апостольского правила, найдя, что жалоба Харисия может быть расследована, — приступил к разбору дела. Выслушав последнее по отчетам официальных соборных докладчиков , и по прочтении ложного символа , признанного еретическим, собор вынес свое соответствующее решение, которое и составляет данное (7) правило. Первые слова правила: «по прочтении сего» показывают его возникновение .
Этим правилом отцы собора категорически воспрещают составлять и употреблять в церкви чей бы то ни было символ веры, кроме того символа, которому положено основание в Никее и который полное завершение получил на константинопольском II Вселенском соборе , — подвергая строжайшим наказаниям тех, которые решаются нарушить это. Тем же наказаниям подвергают затем отцы всех тех, которые дерзнут учить ложной вере, а не никео-константинопольской, лиц, желающих обратиться к церкви из нехристианских или еретических обществ. Словом, они хотят оставить твердым и неизменным только тот символ веры, который был утвержден на I и II Вселенских соборах, совершенно отлучая от церкви каждого, не исповедующего этого символа. Они признают православными только тех, которые исповедуют никео-константинопольский символ, и провозглашают неправославными, т. е. еретиками, всех тех, которые не признают его. В этом смысле принято и утверждено это правило и на всех других, бывших после того соборах.
Правило 8
Дело, вопреки постановлениям церковным, и правилам святых Апостол, нововводимое, и посягающее на свободу всех, возвестил боголюбезнейший соепископ Ригин, и сущие с ним благоговейнейшие епископы Кипрския области, Зинон и Евагрий. Чего ради, понеже общественныя болезни требуют сильнейшего врачевства, яко больший вред приносящия, инаипаче, аще и древнего обыкновения не было, чтобы епископ града Антиохии совершал поставления в Кипре, как письменно и словесно возвестили нам благоговейнейшие мужи, к святому собору пришедшие: то начальствующие во святых кипрских церквах да имеют свободу, без притязания к ним, и без стеснения их, по правилам святых отец, и по древнему обыкновению, сами собою совершали поставление благоговейнейших епископов. То же да соблюдается и в иных областях, и повсюду в епархиях: дабы никто из боголюбезнейших епископов не простирал власти на иную епархию, которая прежде и сначала не была под рукою его, или его предшественников: но аще кто простер, и насильственно какую епархию себе подчинил, да отдаст оную: да не преступаются правила отец: да не вкрадывается, под видом священнодействия, надменность власти мирския: и да не утратим по малу, неприметно, тоя свободы, которую даровал нам кровью Своею Господь наш Иисус Христос, освободитель всех человеков. И так святому и вселенскому собору угодно, чтобы всякая епархия сохраняла в чистоте, и без стеснения, сначала принадлежащие ей права, по обычаю издревле утвердившемуся. Каждый митрополит, для своего удостоверения, может невозбранно взяти список с сего постановления. Аще же кто предложит постановление противное тому, что ныне определено: угодно всему святому и вселенскому собору, да будет оно недействительно.
(Ап. 34, 35; I Всел. 6, 7; II Всел. 2; труд. 20, 36. 39; Антиох. 9, 13, 22; Сардик. 3, 11).
Поводом к изданию данного правила послужила жалоба, поданная на седьмом заседании ефесского собора тремя кипрскими епископами против антиохийского епископа, желавшего подчинить своей юрисдикции кипрскую церковь и, следовательно, отнять от нее те старые привилегии, которыми она всегда пользовалась и на основании которых собор кипрских епископов имел право независимо поставлять своих епископов.
Главный епископ (митрополит) Кипра с незапамятных времен был независим и из церковных правил мы видим, что он всегда был признаваем автокефальным, άυτοκέφαλος (nemini subjectus). Если 2 правило II Вселенского собора и подчиняет митрополитов епископам, стоящим во главе диэцеза (патриархам), тем не менее некоторые митрополиты все же оставались αυτοκέφαλοι. В толковании упомянутого правила Вальсамон говорит: «Пусть не покажется тебе странным, если находишь и другие независимые (автокефальные) церкви (έτερας έκκλησίας αύτοκεφάλους), как-то: болгарскую, кипрскую и иверскую… Архиепископа кипрского почтил III собор, поэтому прочитай 8 правило этого собора и 39 правило VI собора» . Таким образом право независимости кипрской церкви основывается на давности обычая и на правилах. Побуждение к изданию данного правила показывает нам это самым ясным образом . Слова в 6 правиле I Вселенского собора εν ταΐς άλλαις έπαρχίαις τά πρεσβεία σώζεσθαι ταΐς έκκλησίας, очевидно, не имеют другого значения, кроме того, какое уже было указано нами в нашем толковании на данное правило, что автокефальность некоторых церковных областей, кроме упомянутых в том правиле, должна свято почитаться, потому что основывается на древнем обычае — τά άρχαία έθη κρατείτω. Антиохийские епископы несколько раз пытались лишить кипрскую церковь независимости и подчинить ее своей власти, основываясь главным образом на том, что в политическом отношении остров Кипр был подчинен антиохийскому префекту . Впоследствии Иоанн, известный как глава ефесского сборища, отступившего от святого собора православных, желая раз навсегда подчинить себе епископов Кипра, стал в высшей степени энергично настаивать на этом, особенно же после смерти кипрского митрополита Феодора . В этом отношении его поддерживали политические власти, о чем читаем в актах седьмого заседания ефесского собора . Вследствие жалобы Ригина, Зинона и Евагрия, ефесский собор пересмотрел этот вопрос и утвердил автокефальность кипрской церкви. Категоричность, с которой отцы собора решают вопрос о кипрской церкви и обезпечивают ей ее права, показывает, какое значение придавали они тому, чтобы свято охранялись границы церквей.
Они не ограничиваются только торжественным утверждением в данном правиле автокефальности кипрской церкви, но провозглашают ее, как закон, который основан на 35 правиле святых Апостолов и 3 правиле антиохийского собора и который никем не должен быть нарушен, так как ни один епископ не имеет права простирать своей власти на церковь, не бывшую прежде под его юрисдикцией , и заключают: «святому и вселенскому собору угодно, чтобы всякая епархия сохраняла в чистоте и без стеснения сначала принадлежащие ей права, по обычаю издревле утвердившемуся» . О кипрской церкви нам еще придется говорить в толковании 39 правила трулльского собора, который, как увидим, самым торжественным образом подтверждает это предписание ефесского собора и провозглашает: «да будут сохранены неизменными преимущества, данные престолу (предстоятелю острова Кипра) от богоносных отец, во Ефесе некогда собравшихся» .
Особенного внимания достойны в этом правиле слова:«да не вкрадывается, под видом священнодействия, надменность власти мирские». Церковь Христова никогда не имела другой власти, кроме той, которую ей дал Христос, а Христос не мог ей дать другой власти, кроме той, которую Он принял от Бога Отца.«Как послал Меня Отец, так и Я посылаю вас» (Иоан. 20:21), говорит Христос Своим ученикам, поясняя им, какую они будут иметь власть. В силу этого апостол Павел и говорит, что священники являются наместниками Христа и продолжателями Его служения. Поэтому нельзя сказать, чтобы Апостолы или их преемники имели или могли иметь какую-либо власть, какой не имел Христос, как Глава церкви. Находясь на земле, Христос никогда не присваивал себе власти мирских владык и никогда не пользовался этою властью. Он никогда не прибегал к насилию или оружию, но убеждениями и чудесами старался привести людей к познанию истины и истинного благочестия. Он Сам учит нас этому, говоря, что Он не принял от Отца никакой мирской власти. Когда иудеи обвинили Его перед Пилатом в том, что Он называет Себя царем иудейским, то на вопрос Пилата, царь ли Он иудейский, Христос отвечал, показывая Своими словами, что Он на земле не имеет никакой мирской власти:Царство Мое н есть от мира сего: аще от мира сего было бы царство Мое, слуги Мои убо подвизалися быша ,да не предан бых был иудеом; нын еже царство Мое н есть отсюду (Иоан. 18:36). Пилат опять говорит Ему:убо царь ли еси ты; Отвеща Иисус: ты глаголеши, яко Царь есмь Аз: Аз на сие родихся, и на сие приидох в мир, да свидетельствую истину, говорит Христос (37 ст.). И мог ли Он очевиднее засвидетельствовать, что не пришел в мир для того, чтобы пользоваться властью?
Какова в действительности была власть, данная Христом Апостолам, лучше всего показывают это те места Священного Писания, в которых говорится об этом. Если церковь не имеет другой власти, кроме той, которую Христос дал Своим ученикам, а через них и их преемникам, если из Священнаго Писания не видно, что ученики Христовы получили какую-либо другую власть, кроме духовной, то напрасны тогда утверждения некоторых иерархов, старающихся доказать, что они могут быть и исполнителями функций светской власти. Первая и главнейшая власть, которую Христос дал Апостолам, это власть проповедовать Евангелие по всей земле и крестить имеющих веру (Мф. 28:18), и что это власть только духовная, вполне очевидно. Другая власть, данная Апостолам, а через них церкви, — это власть вязать и решить:Аминь бо глаголю вам: елика аще свяжете на земли, будут связана на небеси: и елика аще разр ешите на земли, будут разр ешена на небесех (Мф. 18:18). Ссылаясь на эти слова Христа, некоторые стали доказывать, что последнее относится и к мирским делам. Доказательства неосновательные, потому что сам Христос отвечает таковым следующими словами:Якоже посла Мя Отец, и Аз посылаю вы. И сие рек, дуну, и глагола им: приимите Дух Свят: Имже отпустите гр ехи, отпустятся им: и имже держите, держатся (Иоан. 20:21-23). Отсюда ясно, что власть вязать и решить, полученная от Христа Апостолами, относится только к грехам, — так что относится только к душе, но отнюдь не к телу, как мудро замечает по этому поводу Златоусте . Третья власть, дарованная Христом Апостолам, есть власть совершения таинства евхаристии в Его воспоминание (Лук. 22:19), которая поистине не может назваться мирского властью. О последней власти, состоящей в наказании преступников, упоминает ев. Матфей:аще же и церковь преслушает, буди тебе якоже язычник мытарь (Мф. 18:17). Эти слова показывают, что церковь не может налагать на преступников других наказаний, кроме удаления из церковного общения и исключения из христианской общины. Насколько Христос и Апостолы были далеки от мысли о какой-либо светской власти, видно из того, что они самым решительным образом отклоняли от церкви такую власть, удерживая за ней исключительно власть духовную. Уклоняясь прежде всего от такой власти, Сам Христос говорил затем и Своим ученикам, что эта власть принадлежит не им, но мирским владыкам:Царие язык Господствуют ими, и обладающии ими благодетеле нарицаются. Вы же не тако (Лук. 22:25; Марк. 10:42-43). Этими словами Христос поучает Своих учеников двум истинам: во первых, что и они, и их преемники должны далеко отстоять от всякой мирской власти и юрисдикции, и во вторых, что духовная власть, которую они имеют, не есть власть господства, но власть любви и благости, потому что задача мирской власти управлять внешними делами, тогда как духовная управляет внутренними движениями сердца. Ориген, между прочим, говорит, что духовные лица не призваны господствовать в церкви, но служить своей церкви . Иероним проводит по этому поводу различие, существующее между властью князя и властью епископа в том, что первый (князь) начальствует над нехотящими, а второй (епископ) над желающими, первый подчиняет страхом, а второй сам становится слугой, первый охраняет тело к смерти, а второй сохраняет душу ко спасению .
Это учение Священного Писания о характере церковной власти и имели в виду отцы ефесского собора, напоминая в данном своем определении о том, что не должна вкрадываться под видом священнодействия надменность мирской власти. В своем приговоре против епископов, стремящихся получить некоторое преобладание над другими, отцы опять показали, что они имеют в виду слова Спасителя, с которыми Он обратился по поводу старшинства к Своим ученикам:Вы же не нарицайтеся учители: един бо есть ваш Учитель, Христос: вси же вы братия есте. И Отца не зовите себе на земли: един бо есть Отец ваш, иже на небесех. Ниже нарицайтеся наставницы: един бо есть Наставник ваш, Христос. Болий же в вас, да будет вам слуга. Иже бо вознесется, смирится: и смиряяйся, вознесется (Мф. 23:8-12). Ефесские отцы имели пред собой и другие слова Божественного Учителя, в которых Он показал равенство Своих учеников:иже аще хощет в вас вящший быти, да будет вам слуга: и иже аще хощет в вас быти старей, да будет всем раб (Марк. 10:43-44).
Как дополнение к нашему изложению, приведем замечание архимандрита Иоанна в его толковании на данное правило: «В этих словах выражаются две особенные мысли: 1) что в церковном управлении не должно быть преобладания власти, так чтобы одна какая-либо местная власть превозносилась над всеми другими, равными ей по священной важности своих прав, властями, а тем менее след. над всеми поместными церквами, которых права, по определению отцев, должны быть самостоятельны в своих пределах и неприкосновенны; 2) что к духовному сану церковной власти и ее священным правам не должно быть примешано ничто мирское, чуждое ей по духу, по своим видам и действиям, как-то: власть светская, почести мирские, употребление мирских средств для своих целей, и т. д. Так строго древние правила отцев ограничивали власть духовную, и так далеки были от всякой мысли о вселенском главенстве одной какой-либо кафедры над всею церковью!» .
Послание того же Собора к священному собору Памфилийскому о Евстафии
Понеже богодухновенное писание глаголет: с советом все твори (Притч. 31:4): то наипаче получившим жребий священного служения подобает со всякою точностью творити рассмотрение о всем, что делати должно. Ибо с желающими тако провождати жизнь свою последует то, что они обретаются в благонадежном положении, и яко попутным ветром несутся, по направлению желаний. Слово сие весьма правдоподобно. Иногда же бывает, что горькая и несносная скорбь, налегши на ум, сильно возмущает оный, уклоняет от стремления к должному, и располагает, аки бы на нечто полезное, взирати на неблагоприятное по существу своему. Нечто таковое усмотрели мы приключившееся благоговейнейшему и благочестивейшему епископу Евстафию. Он рукоположен, как засвидетельствовано, по правилам церковным. Быв же некоторыми смущен, как сказывает, и подвергшися неожиданным обстоятельствам, потом, по причине излишния недеятельности, утомленный борьбою с обрененившими его заботами, и не возмогший отразити нарекания противников своих, не ведаем како, представил письменное отречение от своея епархии. Ибо ему, яко единожды приявшему на себя священноначальственное попечение, подобало удерживати оное с духовною крепостию, как бы вооружатися на труды, и охотно приносити пот, обещающий воздаяние. А понеже показал он себя единожды нетщательным, хотя сие произошло с ним более по недеятельности, нежели по нерадению и лености: то ваше благочестие по необходимости рукоположили благоговейнейшего и благочестивейшего брата нашего и соепископа Феодора, для управления церковью: ибо не следовало ей вдовствовать, и без предстоятеля быти Спасителеву стаду. Но понеже пришел он со слезами, не град, ниже церковь оспоривая у вышереченного благочестивейшего епископа Феодора, но прося токмо чести и именования епископского: то все мы возсоболезновали о старце сем, и почитая слезы его общими всем нам, поспешили уведати, подвергся ли он законному извержению, или токмо в некоторых неуместных поступках обличаем был некими людьми, омрачившими его добрую славу. И мы уведали, яко ничего такового им не соделано, а наипаче в вину ему поставлено отречение от епархии. Чего ради не укоряем и ваше благочестие, должным образом поставившее на его место вышереченного благоговейнейшего епископа Феодора. Но понеже не подобает много порицати недеятельность сего мужа, паче же надлежало помиловати старца, вне града, в котором родился, и вне отеческого жилища столь долгое время пребывшего: праведно судили мы, и определили: без всякого прекословия имети ему имя, и честь епископа, и общение: с тем токмо, чтобы он не рукополагал, не занимал церкви, и самовластно не священнодействовал: но разве когда или пригласит с собою, или, аще случится, позволит ему брат и соепископ, по благорасположению, и любви во Христе. Аще же положите о нем какой более благосклонный совет, ныне или посем: то и сие угодно будет святому собору.
(Двукр. 16; Петра алекс. 10; Кирилла алекс. 2, 3).
В Афинской Синтагме это правило не значится среди правил ефесского собора, но находится отдельно, как "Επιστολή τής αύτής "αγίας καί οικουμενικής τρίτης συνόδου πρός τήν έν Παμφυλία εύαγή ούνοδον, περί Εύσταθίου, τού γενομένου αύτών μητροπολίτου — «послание того же святаго и вселенского третьего собора к благочестивому памфилийскому собору об Евстафии, бывшем их митрополите» . В изданиях Беверегия и Питры оно стоит совершенно отдельно так же, как и в русских новейших изданиях Книги правил . В славянской Кормчей это правило озаглавлено так: «сеже девятое правило» . Для сохранения однообразия в нашем (сербском) издании, мы приводим его в качестве 9 правила III Вселенского собора, вместо того, чтобы приводить его как особое соборное послание.
В данном правиле или послании ефесского собора речь идет главным образом о письменном отречении, βιβλίον παραιτήσεως, libellus abdicationis, епископа от своей кафедры . По причине важности, какую представляет это правило, мы обратим внимание при его толковании на то, 1) какое значение по праву православной церкви имеет отречение епископа от своей кафедры, или митрополита, или патриарха, и 2) кому должно быть представлено отречение и кто по правилам церкви призван принять его.
Правила православной церкви категорически осуждают епископа, митрополита или патриарха, представившего отречение от управления той церковной областью, которая вверена ему законною властью; представив же таковое, он перестает быть епископом в самом строгом смысле слова.
По правилам церкви лицам, избранным на епископскую кафедру, допускалось при желании отказаться от таковой, но в таком случае они должны были заявить о своем отказе прежде посвящения, так как, если такое заявление поступало после посвящения, то оно не только не принималось во внимание, но остававшийся упорным в своем желании подвергался отлучению от церковного общения. Единственным случаем, когда такое отречение принималось во внимание и отрекшийся не подвергался отлучению, это — тогда, когда клир и народ какой-либо церковной области отказывались принять назначенного им законной властью епископа, митрополита или патриарха.
По смыслу 17 правила антиохийского собора ни один епископ не смеет оставить вверенной ему кафедры. Оставившаго же свою кафедру приглашают опять занять ее, и если он и после этого не пожелает покориться и будет упорствовать в своем отречении, то таковой должен быть извержен из епископского сана и затем отлучен. Последнее было общим правилом для церкви. Зонара так объясняет это правило: «Кто, будучи призван управлять церковью, оставляет вверенную ему службу, должен быть вне общения, т. е. отлучен, т. е. пусть считается извергнутым (άκοινώνητος έσται, ήγουν άφωρισμένος) до тех пор, пока не примет ее вновь. Если же окончательно не желает покориться, то пусть окончательно и находится вне церковного общения (διόλου έσται άκοινώνητος), кроме тех случаев, когда собор в полном составе (τελεία σύνοδος) решит о нем что-либо другое» . Исключение, как уже нами было сказано, допускалось только при нежелании клира и народа принять избранного. Это ясно доказывается 36 Апостольским правилом. Объясняя это правило, Вальсамон говорит: «Таким образом правило это определяет, что если какой-либо епископ, или пресвитер, или диакон примет рукоположение учительства (χειροθεσίαν δέξηται διδασκαλικήν) и не исполняет вверенной ему службы, то он должен быть отлучен, пока не согласится занять назначенное место. Если же он пойдет, а народ не захочет его принять, в таком случае отлучению должен подвергнуться клир данного места за то, что не сумел убедить как следует народа, не принимая во внимание, прав или виноват в данном случае означенный клир. Епископ же при этом сохраняет свое состояние» . Следовательно, это единственный случай, когда епископу, не управляющему своей епархией, разрешается сохранять звание и честь епископа, в других же случаях он бывает окончательно извергаем.
Эта основная норма церкви, повелевающая извергать епископа, оставившего вверенную ему законной властью кафедру и не вынужденного к этому случаем, предвиденным в 36 Апостольском правиле, лучше всего выражена в данном (9) правиле III Вселенского собора. Вопрос, вызвавший издание этого правила, яснее всего показывает, какова была практика древней церкви относительно оставления кафедр и каким правилом следовало руководствоваться в подобных случаях в будущем.
В седьмом заседании ефесского собора разбирался вопрос о некоем Евстафии, бывшем митрополите в Памфилии . Евстафий, по словам данного правила (или послания к памфилийскому собору), отличался слабостью и малодушием и, боясь борьбы за обеспечение церковных прав, а также не чувствуя сил для одоления своих противников, представил своему собору (т. е. памфилийскому собору, который его поставил) письменное отречение (βιβλίον παραιτήσεως, libellum abdicationis) от кафедры первенствующего митрополита областной церкви в Памфилии. Собор нашел уместным принять отставку такого митрополита и на его место тотчас же был избран и поставлен другой епископ Феодор. Евстафий, конечно, тотчас же почувствовал последствия такого поступка, а именно, он был отлучен, лишен епископского сана и епископской чести. Феодор сам скорбел о положении Евстафия, но ни он, ни его собор, не были в состоянии помочь ему . Когда был созван ефесский собор, Евстафий, которого сильно тяготило созданное им самим унижение, обратился, по совету митрополита Феодора, к вселенскому собору, умоляя его сохранить за ним из милости право носить, по крайней мере, имя епископа, умоляя со слезами не о том, чтобы ему был возвращен город или церковь благочестивейшего Феодора, но о том, чтобы даровать ему честь носить епископское имя . Такой милости он не мог просить от памфилийского собора, который, будучи обязанным держаться существующих норм, не мог бы уважить его просьбы. Поэтому Евстафий обращается со своей просьбой к вселенскому собору, как таковому, который один имеет право изменить решение поместного собора в границах основных правил. Рассмотрев подробно просьбу Евстафия, вселенский собор после всестороннего исследования вопроса, признает вполне законными последствия, каким подвергся Евстафий, вследствие своего поступка. Тем не менее, желая снизойти к униженному положению Евстафия и помочь ему в границах возможного, он отправляет особое послание к памфилийскому собору с сообщением, что, принимая во внимание просьбу Евстафия, разрешает ему быть в церковном общении и пользоваться именем и честью епископа. При этом, чтобы показать исключительность такого решения и направление, которое должно быть руководящим в церкви в подобных вопросах, собор высказывает порицание Евстафию, потому что ему,«яко единожды приявшему на себя священноначальственное попечение, подобало удерживати оное с духовною крепостию, как бы вооружатися на труды, и охотно преносити пот, обещающий воздаяние. А понеже показал он себя единожды нетщательным, то ваше благочестие по необходимости рукоположили благоговейнейшего и благочестивейшего брата нашего и соепископа Феодора, для управления церковью: ибо не следовало ей вдовствовать, и без предстоятеля быти Спасителеву стаду. Но понеже пришел он со слезами, не град, ниже церковь оспоривая у вышереченнаго благочестивейшаго епископа Феодора, но прося токмо чести и именования епископскаго. …Мы не укоряем и ваше благочестие, должным образом поставившее на его место вышереченнаго благоговейнейшаго епископа Феодора. Но понеже не подобает много порицати недеятельность сего мужа, паче же надлежало помиловати старца,.. определили: без всякаго прекословия имети ему имя, и честь епископа, и общение: с тем токмо, чтобы он не рукополагал, не занимал церкви и самовластно не священнодействовал». По-видимому, для отцев ефесского собора желание епископа отречься от своей кафедры было новостью, они даже высказывают по этому поводу удивление (ούκ ίσμεν όπως), вследствие чего отзываются в своем послании с такою строгостью об Евстафии и так одобрительно относятся к памфилийскому собору и его решению, желая этим оправдать в данном случае исключительность своего решения и показать, что это решение может иметь значение лишь в данном случае, но отнюдь не может считаться церковным правилом.
Некоторым казалось, что на основании данного послания ефесского собора можно доказать, будто ефесский собор устанавливает как правило и дает епископам право при желании отказываться от своих кафедр, не подвергаясь за то отлучению. Вальсамон решительно опровергает такое утверждение, как ложное — ούκ έστί δέ τούτο αληθές; и для доказательства его неосновательности напоминает, что решение отцев ефесского собора было вызвано их желанием сделать снисхождение, а то, что решено из снисходительности для достижения лишь какой-либо временной цели, не может служить примером и считаться правилом для будущего . Что письменное отречение, βιβλίον παραιτήσεως (libellus abdicationis), со стороны епископа, митрополита или патриарха было явлением неизвестным до ефесского собора и считалось противозаконным, ведя за собой лишение сана и что такой поступок и после ефесского собора подвергался осуждению, а следовательно, и в современной церковной практике оставление епископом своей кафедры и удаление на покой без канонически оправданной причины должно считаться незаконным и достойным канонического осуждения, т. е. показывает это самым наглядным образом, как само это правило, так особенно толкование к нему Зонары, которое приводим здесь в переводе с греческого оригинала. «Из соборного снисхождения некоторые думают выводить заключение, что епископам дано право отрекаться от их церквей, а архиерейство удерживать. А я думаю, что отсюда скорее выходит противное, именно то, что в древности отрекающиеся теряли все, что имели до того времени, так что после отречения уже не имели никакого епископского права и не назывались больше епископами. Ибо, если бы существовал обычай, по которому оставляющий свою епархию мог бы и дальше пользоваться епископскими правами, то зачем тогда Евстафию припадать к собору со слезами и умолять разрешить ему, по крайней мере, называться епископом и иметь епископскую честь, и зачем собору писать о том нарочно собору памфилийскому? И так из этого послания очевидно, что представивший отречение от своей кафедры подвергается осуждению; подобного отречения до тех пор никогда не было, потому что в послании говорится, что«утомленный борьбою с обременявшими его заботами… не ведаем како представил письменное отречение. Ибо ему (Евстафию), яко единожды приявшему на себя священноначальственнное попечение, подобало удерживать оное с духовною крепостью, как бы вооружатися на труды и охотно приносити пот, обещающий воздаяние». Что до тех пор не было обычая представлять отречение от церквей, ясно видно из написанного собором:«не ведаем како представил письменное отречение от своея епархии» — говорят отцы. Ибо только пораженные чем-либо, или не знающие чего-либо могут сказать, что не знаем, как случилось то, или это, — будь же это дело обычное, тогда не было бы никакого недоумения. Замечание отцев относительно того, что, приняв на себя раз священноначальственное попечение, он должен был удерживать таковое до конца с духовной крепостию, — показывает, что представление отречения от священноначальственных попечений не только не дозволено, но скорее запрещено и подлежит осуждению . Мы находим подтверждение мыслям отцев ефесского собора по поводу отречения епископа от занимаемой им кафедры в 3 правиле Кирилла александрийского. В этом правиле речь идет об епископе одного из городов антиохийской области Петре, представившем отречение от своей кафедры и вследствие этого подвергшемся извержению. В правиле читаем:«Рукописание отречения дал он, как сказует, не по собственному произволению, но по нужде, по страху и по угрозам от некоторых». Но и кроме сего, с церковными постановлениями несообразно, яко некие священнодействователи представляют рукописание отречения.«Ибо аще достойны служити, да пребывают в сем; аще же не достойны, да удаляются от служения не отречением, но паче осуждением по делам», нарушающим благочиние .
Предстоятель александрийской церкви видит в подобном поступке крайнюю противозаконность, которая, как он объясняет, ведет за собой извержение и отлучение от церковного общения, потому что, говорит он в доказательство этого, если кто-либо заслуживает занимать в церкви иерархическое место, то и должен всегда оставаться на этом месте, если же недостоин его, то следует его удалить церковным судом, а не принимать от него отречения добровольного или вынужденного. Вальсамон в толковании данного правила говорит по этому поводу: «Это (отречение) не действительно и с церковными постановлениями несогласно, чтобы священнодействователи отрекались от своих церквей» .
То же находим в 10 правиле Петра александрийского. В этом правиле самым решительным образом осуждаются те, которые оставляют свои кафедры, особенно в то время, когда церковь подвержена опасности и они предоставляют ее милости или немилости неприятеля. В правиле приводятся слова ап. Павла к филиппийцам (1, 23, 24), где он говорит: имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше; а оставаться во плоти нужнее для вас, — и осуждению предаются те, которые бежат со своих мест особенно в те часы, когда их присутствие было бы особенно необходимо для того, чтобы спасти свое стадо, руководить им своими советами, поучать и утешать. К таким людям особенно подходят слова евангелиста Луки, который говорит: якосей человек начат здати, и не може совершити (Лук. 14, 30), вследствие чего достоин презрения .
Такова была практика церкви по данному вопросу. Противозаконно и находится в противоречии с церковными канонами подавать отречение — вот общий господствующий принцип, и каждый, представляющий такое отречение и упорно на нем настаивающий, подвергается по правилам наказанию, т. е. извергается и лишается церковного общения.
В IX веке строгость существующей до тех пор церковной практики несколько смягчается, но, во всяком случае, отречение от кафедры продолжает считаться по своему существу противным правилам. Собор, состоявшийся в 861 г. в храме св. Апостолов в Константинополе, в своем 16 правиле затрагивает вопрос об отречении епископов. Собственно говоря, в правиле этом идет речь об отречении патриарха, потому что, как видно из соборных актов, это правило было издано по поводу Игнатия, бывшего до того времени константинопольским патриархом. Уступая условиям времени, собор признает, что в некоторых случаях отречение может быть допустимо, но в таких случаях, прежде его принятия, должны быть безусловно соблюдены некоторые требования, а именно: отречение должно быть представлено надлежащему собору, который должен предварительно расследовать его причины и тогда принять или не принять его , следует довести до конца каноническое исследование причин, в силу которых данное лице желает уклониться от епископства. На такой поступок смотрели весьма строго и не допускали ни под каким видом поставить на кафедру новаго предстоятеля, не убедившись предварительно после строгого соборного расследования, что отречение живого может быть принято. Но, при всем том, отцы собора весьма резко отзываются о таких лицах, которые подают отречения, считая их поступок малодушным и достойным презрения. Изъясняя это правило, Вальсамон говорит: «Часто некоторые епископы по причине притеснений от сборщиков податей, или по нападениям соседей, или вследствие непокорности народа (άπό μικροψυχίας), по малодушию отрекались от своих епископий, а митрополиты, приняв такие отречения, рукополагали других епископов» . Последствия такого отречения, если таковое, вследствие уважительных причин, принималось, ничем не отличались от тех последствий, которые указаны по отношению к таковым лицам в 9 правиле III Вселенского собора или в 3 правиле Кирилла александрийского. «Таковый да будет совершенно чужд епископския чести и достоинства» , добавляют отцы двукратного собора, говоря о том, от кого такое отречение принималось. Ни в этом и вообще ни в одном из правил православной церкви нет и речи о каких-либо отставных епископах, а тем менее еще обезличенных в отставке денежным вознаграждением. Все правила говорят исключительно лишь о том, что такой епископ должен быть извержен и отлучен от церковного общения. Вообще упомянутое правило двукратного собора говорит о необходимости расследовать причины представленного отречения и притом исключительно такого отречения, которое является возможным «по причине случающихся в церкви Божией распрей и смятений», как говорит правило; в остальном оно вполне согласуется с тем, что было установлено в этом отношении Кириллом александрийским и другими правилами, как метко замечает об этом Вальсамон, из ясняя данное правило: это правило не говорит ничего другого, кроме того, о чем говорит правило Кирилла александрийского .
Нужно думать, что многим желательно было подать отречение от своих кафедр, в тех случаях, когда они были или недовольны ими, или же когда не желали продолжать более своего служения, вследствие чего и старались всячески оправдать свое отречение и отклонить от себя канонически установленные последствия. Вальсамон, заметивший это, решительно опровергает их авторитетом церкви в своих комментариях на Номоканон в XIV титулах, и, отвечая тем, которые упорно старались оправдать теорию отречений на основании единичных примеров из церковной практики, а особенно ложно истолкованного правила III Вселенского собора, говорит в своем толковании 16 правила двукратного собора следующее: «кто говорит, что долговременный обычай подавать в отставку может иметь значение правила, говорит не хорошо, потому что долговременный неписанный обычай не имеет никакого значения, если он противоречит писанному закону или правилу» . Что касается вопроса, кому должно быть подано отречение в известных, точно означенных в правилах, случаях, говорить было бы излишне. На этот вопрос может быть только единственный ответ. Не только положительный закон, но и простой здравый смысл учат, что только тот, кто может что-либо дать, может то и отнять: «кто имеет право что дать, тот имеет право и отнять; а кто не может что дать, тот не может и отнять» — читаем в Институциях Юстиниана . В каноническом послании или 9 правиле ефесского собора говорится об Евстафии, представившем письменное отречение, βιβλίον παραιτήσεως, от своей кафедры памфилийскому собору, которым оно и было принято. Совершенно то же говорится в каноническом послании или 3 правиле Кирилла александрийского о Петре, передавшем подобное отречение антиохийскому собору, принявшему отречение и свергнувшему Петра. И Евстафий и Петр были поставлены соборами: первый — памфилийским, а второй — антиохийским. К этим же соборам они обращаются опять, представляя свои письменные отречения. Они поступают совершенно правильно, потому что тот, кто имеет право дать, имеет право и отнять, или, от кого принято что-либо законным путем, тому оно законный путем и должно быть возвращено, — так как иной поступок был бы беззаконием. Евстафий принял свою кафедру от памфилийского собора; тому же собору он возвращает теперь эту кафедру, предоставляя ему располагать ею по усмотрению. Петр принял кафедру от антиохийского собора, которому он теперь и предъявляет отречение от нее. Их отречения, независимо от того, основательны ли они или нет, являются совершенно правильными, так как предъявлены тем властям, которые исключительно одни компетентны, чтобы судить о них. В силу этого, отречение, которое не предъявлено надлежащей компетентной власти, не имеет никакого значения, — оно недействительно и не может считаться отречением, так как компетентная власть не знает о нем и следовательно не может о нем судить. В истории церковного права мы не знаем случая, чтобы отречение епископа от кафедры было предоставлено другой какой-либо власти, кроме соборной; да такого случая и не могло быть, потому что ни одна власть, кроме соборной, не могла бы принять подобного отречения от епископа в силу упомянутого нами выше общего принципа. Следовательно, соборная власть, или, говоря точнее, та власть, которая поставила епископа, митрополита или патриарха, и может только одна судить епископа; митрополита или патриарха, расследовать представленное ей отречение и принимать его или нет, — всякая же другая власть не компетентна в этом.
Последнее подтверждается особенно тем уважением отцев эфесского собора, какое они выражают по отношению к памфилийскому собору, свергнувшему Евстафия. Несмотря на свою верховную власть, вселенский собор не присвоивает себе того права, которое принадлежит в данном вопросе означенному собору. Он торжественным образом одобряет заключение памфилийского собора, как в полной мере и исключительно компетентного в решении данного вопроса. И хотя по своему авторитету, как самая высшая церковная власть, он и мог бы изменить и даже отменить решение меньшего собора, однако он не допускает этого, потому что в противном случае затронул бы права, обеспеченные данному собору законами, а следовательно, затронул бы святыню, к которой никто не смеет прикасаться.«Чего ради не укоряем, говорят отцы собора, обращаясь к членам памфилийского собора, и ваше благочестие… но понеже не подобает много порицали недеятельность сего мужа, паче же надлежало помиловати старца… праведно судили мы и определили… имети ему имя и честь епископа… Аще же положит о нем какой более благосклонный совет, ныне или посем: то и сие угодно будет святому собору», — другими словами, мы допустили это из милосердия и снисхождения, больше мы не могли ему дать, так как это находится вне границ нашей власти; исключительно вам принадлежит право решать относительно избранного вами епископа, следовательно вы одни компетентны сделать о нем то или иное постановление, и никто не может отнять у вас этого права, даже и мы, составляющие высшую церковную власть, такую власть, выше которой не может быть в церкви.
В силу этого и государственная власть, принимающая по правилам законное участие в избрании церковных предстоятелей-епископов, митрополитов и патриархов, не может без собора, являющегося главным и первенствующим фактором в деле избрания, принимать от упомянутых лиц предъявляемых ими отречений и делать относительно их какие бы то ни было постановления.
Государственной власти по правилам принадлежит вполне законное участие при поставлении епископа, особенно же при поставлении перво-епископа, т. е. митрополита или патриарха.
Какое же значение имело это участие? В толковании 4 правила I Вселенского собора мы видели, что в избрании церковного предстоятеля непосредственное участие принимали народ и епископы. Последним это право принадлежало исключительно. С течением времени церковь стала признавать при выборах и участие государственной власти, которая, по словам Сократа, проявляла столько ревности о процветании церкви и столько забот о церковном благе, сколько не проявлял иногда и народ . Право это признано за государственной властью с тех пор, как она стала христианскою. Константин уже пользуется этим правом, но в каком смысле и с какою целью? Чтобы отклонить могущие возникнуть при избрании беспорядки и обеспечить за церковью сохранение ее правил . Такова была общая норма церкви. Когда антиохийцы избрали Евсевия своим церковным предстоятелем, то Константин пишет и советует им придерживаться святых правил, святость которых никем не может быть нарушена . Констанций, желая злоупотребить дарованным ему церковью правом, самовластно отправил Георгия занять александрийскую кафедру. Противоканоничность такой попытки была тотчас поставлена ему в вину Афанасием Великим: «Почему, пишет он, желая прослыть охранителем церковных правил, поступает во всем против правил? Где то правило, по которому двор может посылать того, кому надлежит быть епископом?» . В другом месте тот же св. отец говорит: «Епископ должен быть избран клиром и народом, но никак не навязан силою против воли народа» . Валентиниан принимает при избрании Амвросия медиоланского такое же участие, какое принимал Константин, т. е. участие посредническое, умиротворяющее. Среди народа возникло несогласие относительно того, кого поставить на освободившуюся медиоланскую кафедру, и после долгих споров все, по словам Сократа, остановились, по наитию Божию, на благочестивом Амвросии. Но Амвросий еще не был крещен и колебался, принять ли ему предложенное место. Валентиниан, к которому все обратились, должен был порешить дело. Тогда он написал клиру и народу, что усматривает в этом избрании волю Божию и не видит причины, препятствующей приступить к посвящению . Феодорит еще ярче изображает нам упомянутый случай и показывает, какое значение придавал Валентиниан своему праву участия при избрании церковных предстоятелей. Когда клир и народ не могли согласиться относительно избрания предстоятеля для своей церкви, собор обратился к императору, умоляя его по своей мудрости высказаться в пользу того или иного кандидата. Император, не считая себя уполномоченным на это, отклонил их просьбу, напомнив им о церковных правилах и сказав, что они лучше его должны знать достойнейшего . Когда избрали Амвросия, император приветствовал нового епископа и советовал тотчас же посвятить его. Такой же взгляд на свое право участия показывают нам: Феодосий при избрании Нектария епископом константинопольским , Аркадий при избрании Иоанна Златоуста , Феодосий II при избрании Нестория и др. . Вообще в первые века церкви государственная власть, как мы видим, участвует в выборах, но исключительно с тою целью, чтобы сохранить в точности церковные правила и сделать соборный избирательный акт общеобязательным для всего государства .
В этом отношении не было перемены и в позднейшие века. В VI веке участие государственной власти при избрании церковных предстоятелей ничем не отличалось от участия клира и народа. Для примера упомянем об Епифании, который, после своего избрания и посвящения, в своем письме к папе Гормизде, пишет, что в его избрании участвовали: император, императрица и все государственные вельможи, вместе с клиром, монахами и народом . Император Юстиниан установил своей CXXIII новеллой, чтобы предварительно избирались три кандидата и уже из них избирали достойнейшего на освободившуюся кафедру . В случае, если не было трех достойных, то надо было избрать двоих и даже одного, и, если в течение шести месяцев ни на одного из них не падал выбор, то, по предписанию той же новеллы, избирать должен был тот, кому надлежало при посвящении занять первое место . Как видно из этого, Юстиниан далек от мысли присвоить себе какое-то новое право, не дарованное ему церковными правилами. По крайней мере, в последнем случае он мог бы присвоить себе некоторое право, но он не делает этого, не желая нарушать правил. Упомянутое предписание он основывает на древнем обычае (secundum priscam consuetudinem). Это решение Юстиниана возобновлено было впоследствии в CXXXVII новелле . Народ и клир избирают троих, а первенствующий епископ (metropolitanus, vel consecrator quicumque alius) должен был избрать из них одного. Император, как видно из этого, и не думал о присвоении себе какого-либо особого права, права назначать своего кандидата. Он устанавливает только норму, которой следует руководствоваться клиру и народу при избрании церковных предстоятелей, и уже заранее выдает им свое подтверждение с той единственно целью, чтобы для каждого члена государства постановления собора сделать столь же обязательными, как и предписания каждого другого государственного акта. Когда впоследствии некоторые императоры стали злоупотреблять этою властью, то всегда подвергались порицанию, и каждая их попытка, подвергаясь достойному осуждению, оставалась безрезультатной. Вот один из таких примеров. Копроним, пренебрегая церковными правилами и обходя законный порядок избрания, назначил предстоятелем константинопольской церкви одного из своих любимцев, вовсе не отличающегося благочестием. Против нарушения правил восстали клир и народ, осуждая такой поступок и называя его тираническим . Император был вынужден поскорей загладить свою ошибку и удовольствоваться лишь возможностью видеть у себя при дворе своего друга-патриарха, лишенного всякой церковной юрисдикции. Другие императоры также нередко пытались присвоить себе не принадлежащее им право при избрании, но попытки их всегда подвергались осуждению .
Участие государственной власти при избрании епископа, митрополита и патриарха выражалось, следовательно, с одной стороны в наблюдении за тем, чтобы церковные постановления были обеспечены от какого бы то ни было нарушения, с другой стороны, в принятии со стороны той же власти соборного акта, конечно, после строгого соблюдения всех требований церковных постановлений. Приводим здесь одно авторитетное свидетельство в подтверждение того, что участие это именно имело такое значение. При поставлении константинопольского патриарха, одно из главных участвующих при этом лиц, обращаясь к избранному, говорит: «Державный и святый наш самодержец и царь наш и божественный, священный и великий собор призывают святейшество твое на высочайший престол константинопольской патриархии» . На основании этих слов некоторым казалось возможным утверждать, что патриарха поставлял император, а собор имел при этом лишь второстепенное значение; точно также, когда шла речь об отречении патриарха от кафедры, то многие утверждали, что это отречение находится в зависимости только от императора и может быть принято им одним, помимо собора. Блаженный Симеон солунский, архиепископ солунский XV в., великий защитник православия от иноверцев, чтобы положить конец ложным толкованиям существовавшей на этот счет практики, в своем известном сочинении (Περί τών ίερών χειροτονιών, De sacris ordinationibus) говорит, что все дело императора в подобных случаях состояло в том, что он являлся исполнителем соборного решения, не делая этого по какой-либо особой власти, но по власти, которую ему дарует церковь, как своему защитнику: «Через это (т. е. вышеприведенные слова) они (т. е. объявляющие избрание) свидетельствуют, что царь не сам по себе нарекает, но согласно с собором и вместе с собором, и только содействует. Посему заблуждаются те нововводители, которые по внушению ненависти утверждают, будто царь поставляет патриарха. Отнюдь не царь, а здесь действует собор; царь же, как благочестивый, только содействует, как сказано, не только потому, что он есть защитник церкви и царь помазанный, но и чтобы, помогая и содействуя, защищать и делать твердыми распоряжения церкви» . И далее, продолжая вразумлять тех, которые основывают свое утверждение о поставлении патриарха императором на том, что последний при поставлении вручает посох патриарху, говорит им, что император дает ему посох не от себя, но как уполномоченный церковью, «а сам он не поставляет патриарха и не дает ему ничего, а изъявляет лишь согласие на готовое дело и помогает ему. А что он ничего не дает ему, но скорее принимает от него, являясь лишь сотрудником в церковном деле, ясно видно из того, что он, вручив своей рукою священный жезл избранному, приближается к нему, преклоняет голову и, затем, по обычаю обнажив ее, принимает благословение и целует руку избранного. Еще яснее видно из того, что он сам ничего не дает ему, но делает это единственно с тою целью, чтобы показать, какую любовь питает он к церкви и утверждает то, что ею установлено… ибо царь чтит церковь, а не господствует над нею» .
После такого свидетельства блаженного Симеона солунского излишне всякое дальнейшее рассуждение о значении участия государственной власти в поставлении церковных предстоятелей. Все участие выражалось в том, что государственная власть торжественным образом изъявляла свое признание соборного постановления, вследствие чего это постановление получало характер общеобязательного для всей империи.
В силу этого на последний вопрос, поставленный нами в нашем толковании 9 правила III Вселенского собора, может ли государственная власть, участвующая в избрании церковных первопредстоятелей, независимо от других участников избрания, т. е. независимо от собора, принимать и самовластно, без собора, решать относительно отречения от кафедры, поданного каким-либо церковным предстоятелем, то по праву православной церкви и на основании церковной практики, оправдываемой всеми веками существования церкви, ответ на такой вопрос может быть только отрицательный.
Следовательно, по учению православной церкви, ни один епископ, на какой бы иерархической ступени он ни находился, не смеет подавать отречения от вверенной ему кафедры; подав же таковое, он перестает быть епископом в строгом смысле слова, т. е. теряет все права, принадлежащие ему, как епископу, по правилам, даже и право именоваться епископом, — если только надлежащая каноническая власть не дозволит ему последнего каким-либо особым образом и из милости. Вследствие этого, кафедра его является совершенно вакантной, как будто бы он умер, т. е. наступает каноническое вдовство, которому, по правилам, тотчас или не далее как через три месяца, должен быть положен предел избранием и поставлением нового епископа. Что касается поданной отставки, то право обсуждать ее принадлежит исключительно той власти, которая вверила данному лицу его кафедру, а так как собор по праву избирает кого-либо и вверяет ему известную кафедру, то, следовательно, один только собор имеет право принять или не принять поданную отставку, государственная же власть может принимать в этом лишь столько участия, сколько она принимала его при поставлении данного лица на известную кафедру.
Страница сгенерирована за 0.07 секунд!
Открытие III Вселенского Ефесского Собора 431 г.
Имперская сакра была послана не всем епископам, а только митрополитам и приглашала их явиться «с немногими епископами». Но, как мы уже сказали, невзирая на это, Кирилл взял с собой чуть не весь состав египетского епископата - 50 епископов. Да еще привез с собой множество клириков и монахов, а среди последних и их местную знаменитость, коптского монаха по имени Шнуди, почти столетнего возраста. Все это «войско», посаженное на многочисленную эскадру, плыло под командой своего вождя в приподнятом настроении для сокрушения врага - еретика Нестория.
Пред самой Пятидесятницей египетская эскадра прибыла в Ефес. Там уже был Несторий, тоже в окружении своих людей. Все это походило на обстановку войны перед решающим сражением. Собравшиеся египтяне, чуя свою силу большинства, шумели против Нестория, но не искали поводов видеться с ним и говорить лично. «Низы» - александрийские матросы - уже заводили ссоры с людьми Нестория. Мемнон заранее закрыл все свои церкви для несторианской стороны. Толпа была на стороне реальной силы. Внешний порядок был поручен императором комиту (по-нашему, графу) Кандидиану, командиру «лейб-гвардии». Но Феодосий II, взявшись за созыв Собора, не сделал того, что лежало на его ответственности. В своем указе не дал директив а) ни о составе Собора, б) ни о председателе его, в) ни о предмете его суждений, г) ни о постановлениях римского Собора. Казалось, что Феодосий II смотрел на задачи Собора глазами Нестория. Но это никак не выражено в указе. Приглашение на Собор адресовалось митрополитам с неопределенным указанием прибыть «с немногими» епископами. В качестве исключения в Африку было послано приглашение блаженному Августину, но
он скончался. Фактически, как мы видели, каждый старейший вождь стянул «епископского войска» сколько хотел. Поэтому когда 22 июня в ожидании не прибывших еще антиохийцев епископы заспорили - открывать ли Собор, то 150 епископов (с 16 митрополитами) высказались за открытие, а 68 (с 21 митрополитом) - против. Считая по митрополитам, веских противников торопливости было большинство. Но, как увидим, кто-то хотел сделать и сделал наоборот.
Препятствием к открытию Собора было не только запоздание антиохийцев, но еще более опоздание папских легатов, подразумевавшихся председателями по праву первенства чести.
Несторий был искренно убежден, что раз созван Вселенский Собор, то, конечно, постановления римского и александрийского Соборов не имеют решающей силы и рассмотрение всего начнется снова.
К назначенному сроку открытия Собора (7 июня) не прибыли не только папские легаты, но и все антиохийцы, задержавшиеся и с отъездом из Антиохии, и в самом сухопутном путешествии. Все это соблазнило Кирилла Александрийского использовать свое создавшееся большинство и открыть соборные заседания. Он рассчитывал наверняка получить потом согласие легатов на принятые постановления, поскольку до императорского созыва Собора Кирилл уже обладал неограниченными полномочиями от папы. На антиохийцев же он хотел своим соборным предрешением произвести веское давление, во всяком случае, ослабить их влияние на конечный результат Собора. Кириллу хотелось поскорее, демонстративно соборным большинством одобрить и провозгласить свои 12 анафематизмов. Приближение антиохийцев к Ефесу, можно сказать, переполнило меру долготерпения Кирилла. Он решил использовать факт их отсутствия не без доли лукавства. Дело в том, что, приближаясь к Ефесу, антиохийцы прислали курьеров, прося подождать их, но имели неосторожность сделать оговорку, что уж если, паче чаяния, они не прибудут в намечаемый теперь срок, то, конечно, не смеют задерживать открытие Собора. Кирилл, однако, решил поступать по методу своего дяди Феофила в деле Златоуста. Приезд антиохийцев от-
крыл бы богословские прения по существу. А на этом пути победа ставилась под сомнение. Самый факт Собора аннулировал полномочия Кирилла, данные ему папой Целестином. Теперь ехали на Собор другие легаты. Кирилл решил до прибытия легатов выступить с прежними своими полномочиями и в этом качестве взять на себя роль председателя открывающегося Собора и пригласить 21 июня всех наличных его участников на торжественное и вместе деловое заседание Собора, назначенное на завтра же, то есть 22 июня. Протест 68 епископов несториевой стороны не остановил Кирилла. За ним пошло 160 епископов. Местный хозяин - Ефесский епископ Мемнон - конечно, не без умысла назначил открытие заседаний Собора в церкви Девы Марии. Церковная история не знает другого, более раннего факта, свидетельствующего о начавшемся церковном культе Богородицы. Это был тонкий, но веский удар, наносимый перед церковной массой Несторию как «нечестивцу». (Римско-католические монахи в самом начале XX в. нашли в развалинах Ефеса остатки очень древнего дома и на его основании воздвигли благолепную капеллу в память пребывания здесь Пресвятой Богородицы у старого Апостола Иоанна.) А Несторий по своей нечуткости нетактично продолжал топить себя и здесь «болтовней». Вероятно, намеренно для толпы распускались слухи о том, как Несторий окарикатуривал мнения своих богословских противников. Нельзя же, говорил он, выражаться: «трехмесячный Бог», «Бог питался млеком» и т. п. Так Несторий сам собирал горячие угли на свою голову.
О папе Целестине Несторий еще ранее с заносчивостью ученого школьника выражался как о простаке, не способном даже понять тонкости поднятого спора.
На открывшееся заседание епископов явился контролер от императора Кандидиан и просил все-таки еще подождать приезда «восточных». Пришли на это заседание и некоторые епископы из группы Нестория, чтобы быть очевидцами хода дела. Собравшиеся епископы попросили Кандидиана познакомить их детально с данными ему полномочиями и инструкциями. Кандидиан имел неосторожность полностью прочитать свой наказ. В нем, между прочим, было прямо предписано ему невмешательство во внутренние
Богословские суждения. По заслушании всех этих материалов соборяне Кирилловой стороны попросили всех посторонних, начиная с Кандидиана, удалиться с заседания. По удалении посторонних партизаны Кирилла согласились между собой, что с этого момента Собор может считаться формально и законно открытым, ибо прочтение сакры по церемониалу и означает открытие Собора. Кандидиан, таким образом, попался на удочку.
Начались формальные действия. Еще накануне было послано приглашение на это собрание Несторию, на что он устно ответил: «Подумаю, и если нужно, то явлюсь». Сейчас второе приглашение послано Несторию письменно. Он ответил определенно: «Явлюсь, когда прибудут и все другие епископы». Третье формальное приглашение Нестория не могло быть ему вручено. Стража не допустила посланных в его дом. Было ясно, что это была формальная ловушка. Собор Кирилла, утверждая свою полную законность, приступил церемониально к проведению своих деяний и, стало быть, к заочному суду над подсудимым. Так мыслил Кирилл и иже с ним всю задачу Собора.
Ритуал требовал прежде всего прочитать Никейское исповедание веры. Это являлось сознательным отмежеванием от Никео-Цареградского Символа. Во-вторых, была прочитана «Epistola dogmatica» Кирилла к Несторию и ответ на нее Нестория. Письмо Кирилла признано православным, а ответ Нестория - неправославным. Затем прочитано было письмо папы Целестина в Александрию к Кириллу с поручением последнему объявить десятидневный ультиматум Несторию. Конечно, это заслушано без всяких дебатов. По-сле этого, также без обсуждения, как бы приравниваясь к папской безапелляционности, прочитывается и принимается послание Кирилла с 12 анафематизмами. И наконец, прочитываются некоторые выдержки из проповедей Нестория и некоторые его устные речи, уже уловленные здесь, в Ефесе. Все выражения Нестория признаны еретическими, и все суждения этого длинного заседания, тянувшегося целый день, свелись к произнесению осуждающего приговора Несторию в такой форме: «Устами святого Собора сам Господь Иисус Христос, Которого хулил Несторий, лишает его епископского и священнического достоинства».
Дело сделано. Был уже вечер. Сочувственной толпой подготовлена иллюминация. Расходящиеся члены Собора под приветственные клики с факельным шествием разведены были на ночлег по местам их жительства. Если бы все без всяких дебатов цитированные речи и выражения Нестория были рассмотрены при живых комментариях самого их автора, а не измерены другой богословской меркой, то они могли бы быть оправданы как православные.
Конечно, по нашей нынешней мерке как антиохийское богословие, так и александрийское являются по форме несовершенными. Но, снисходя к их несовершенству, мы и то и другое по их благим намерениям признаем православными. По идеалу это и должно было быть результатом вполне нормального процесса суждений Вселенского Собора. Но это условие было нарушено. И Собор в этом моменте не оправдал своего назначения. Началось медленное исправление учиненного искривления.
Кандидиан вывесил объявление с протестом против претензий этого Собора на законность. Также и Несторий с оставшимися на его стороне 15 митрополитами послали императору протест, требуя законного Собора. Нормой законности выдвигалось пожелание, чтобы с каждым митрополитом было не более двух епископов, с ним соприсутствующих.
Кирилл со своей стороны также отрапортовал о соборном деянии и императору, и Константинопольской Церкви, и клиру, и народу столицы.
Лишь через четыре дня, 26 июня, прибыл поезд-караван с антиохийскими епископами. Пока те слезали с коней, посланцы от Кирилла торжественно сообщили им, что Собор уже состоялся, что Несторий осужден и общение с ним теперь под церковным запретом. Ошеломленные антиохийцы немедленно собрались под водительством Иоанна Антиохийского и выслушали волнующий доклад Кандидиана о всем происшедшем, по его мнению, вопреки букве и смыслу императорского указа.
Вывод из этого осведомления не мог быть добрым и светлым. На удар Кирилла антиохийцы ответили разрывом отношений с ним. Возможность соборного разрешения спора была упущена. Не перенеся такой драмы, около 43 епис-
Копов Несториевой стороны перешло на сторону Кирилла. Группа, остававшаяся с Несторием, вместе с группой Иоанна Антиохийского, составила всего 35 епископов. Не претендуя на титул Вселенского Собора, они все-таки признали себя Собором со скромным обозначением твоего топо-графического состава. Антиохийцы назвали себя: «Святой Собор восточного диоцеза и епархий: Вифинии, Писидии, Пафлагонии, Каппадокии, Европы, Родопы, Фессалии и Дакии». 12 анафематизмов Кирилла они объявили еретическими, а его узурпаторский образ действий объяснили боязнью подвергнуться соборному разбору и суду. Феодорит при этом выразился: «анафематствовать без всяких околичностей учение святейшего Нестория - значит анафематствовать само Православие».
«Восточные» после этого также поступили анархически. Они не стали даже вызывать к себе на суд Кирилла и Ко , а прямо объявили Кирилла «и иже с ним» низложенными, если они не откажутся от 12 анафематизмов. Ответив на страсть страстью, «восточные» тем самым подорвали свое выгодное моральное положение.
Взаимные низложения повисли в воздухе. Но Мемнон был хозяином города, и все храмы были заперты для «восточных». Мемнон и Кирилл совершали богослужения. Иоанн пытался проникнуть в одну церковь, чтобы демонстративно рукоположить вместо Мемнона другого епископа для Ефеса, но был изгнан. Рапорт Кандидиана императору вызвал при дворе полную растерянность. Но и там сейчас же началась борьба партий «за» и «против». Первая реакция императора была в духе указаний Кандидиана. 29 июня император еще не знал о прибытии антиохийцев и их действиях. Император смело кассирует соборное решение 22 июня, но приказывает не разъезжаться и ждать прибытия своего нового уполномоченного.
Тем временем наконец-то приехали и римские легаты. Персону папы представлял пресвитер Филипп. С ним были еще представители римского Собора, 2 итальянских епископа - Аркадий и Проект. Им дана инструкция - быть солидарными с Кириллом. Кирилл возликовал. Немедленно 10 и 11 июля он созвал 2-е и 3-е заседания Собора. На нем легаты прочитали послание папы Целестина, выслушали
Протокол заседания 22 июня, одобрили его, то есть и низложение Нестория, и все это подписали.
На 4-е и 5-е заседания 16-17 июля было послано приглашение Иоанну с его 35 епископами. Те не откликнулись. Очень вероятно, что именно римские легаты удержали Собор от крайности, ибо низложения Иоанна и 35 не последовало.
Собор затем решил и несколько текущих вопросов. Например, на заседании 31 июля всплыл кипрский вопрос. Кипрские епископы, небескорыстно примкнувшие к Риму и Александрии, просили утвердить их независимость от Антио-хии. Основания для этого не были ясны, но момент для них был благоприятным, поскольку Рим и Александрия были заинтересованы в их голосах. Собор Кирилла принял утвердительное постановление по их делу, правда, в несколько сдержанной форме: «Если доказано, что Кипр до сих пор пользовался правами независимого от Антиохии поставления своих епископов, то и на будущее время пусть он сохраняет это право». Так оформилась автокефалия Кипрской Церк-ви «в долготу дний».
Исторически интересно постановление Ефесского Собора о воспрещении употребления всякого другого Символа веры, кроме Никейского (правило седьмое). Харисий, епископ филадельфийской Церкви, докладывал, что для присоединения к Церкви сектантов четыренадесятников к ним явились от Нестория Константинопольского пресвитеры с «развращенным» Символом веры, написанным на случай обращения еретиков и содержащим христологию в духе Нестория. Вероятнее всего, это был просто уже сформировавшийся и вошедший в Константинополе в церковно-богослужебное упо-требление наш нынешний, полный Никео-Царе-градский Символ. Выслушав доклад, соборные отцы воспретили употребление такого Символа. Постановление это не было подписано до 31 июля, когда все соборное делопроизводство непредвиденно прервалось. В это время явился императорский уполномоченный Иоанн с приказом об арес-те и Кирилла, и Мемнона Ефесского, и Иоанна Антиохийского. Посему в рукописном предании деяния этого Собора кончаются шестым правилом с подписями, седьмое правило осталось неподписанным, то есть формально не име-
ющим обязательной силы1 . И, по существу, оно было аннулировано ходом истории Церкви. Для компетентных современников эта необязательность седьмого ефесского правила была бесспорна. Так, на Вселенском Халкидонском Соборе 451 г., когда некоторые сослались на канон Ефесского Собора, воспрещающий употребление нового Символа веры, Евсевий, епископ Дорилейский, смело заявил, что такого ороса и канона Ефесского Собора не существует.
Кирилл позаботился доставить и императору и папе Целестину обстоятельные доклады о происшедшем. Не можем не признать их представляющими ход дела в неясном свете. Например, из них следует, будто с антиохийцами солидаризировались пелагиане. Это явно, чтобы отпугнуть римлян. В связи с этим будто на Соборе читались акты, осуждавшие Пелагия и других вождей пелагиан, и получили одобрение Собора.
Протоколы Собора не отражают этого вопроса и не содержат него материала. Кулуарные разговоры соборян о разных предметах не могут считаться деяниями Собора. Совершенно тенденциозно освещение факта запоздания антиохийцев как умышленного и преднамеренного действия. Для умаления значения голосов антиохийской группы папе сообщается, будто около Иоанна всего 30 епископов; многие из них безместные, другие - запрещенные или изгнанные из Фессалии. На самом же деле около Иоанна собралось от 43 до 53 епископов. Не было между ними ни одного пелагианина, все они были законные, занимающие свои кафедры. О протесте 68 епископов перед открытием Кириллом Собора 22 июня было умолчено. Вообще информация Риму была дана достаточно неточная. Тем временем около императора в дворцовой среде шла борьба мнений и влияний. И там пришли к выводу, что надо дать удовлетворение обеим спорящим группам епископата, надо признать, что императорская власть видит в Ефесе не два, а один Собор.
Одному Собору и был адресован императорский указ, в котором признавались низложения и Нестория, и Кирилла, и Мемнона. Пусть епископат на этом примирится, и
______________________
1 В русских изданиях деяний Ефесского собора (Казань) и под седьмым правилом ошибочно напечатаны подписи.
Пусть все разъедутся по домам. С таким указом был командирован в Ефес новый уполномоченный - министр финансов Иоанн. Иоанн пригласил всех епископов и той и другой стороны явиться к нему. Выполнить это было нелегко. Министр был удивлен степенью вражды между епископами. Чтобы собрать их в одном помещении, пришлось прибегнуть к военной силе: между двумя враждующими епископскими лагерями пришлось поставить в качестве разделяющей стены отряды солдат. Мемнон не явился. Несторий, Кирилл и Иоанн пришли. В своем отчете императорский уполномоченный пишет: «Чтобы не произошла вспышка драки, я втиснул отряды солдат между сближающимися группами той и другой партии. Из-за бешенства, которое не знаю откуда у них бралось. Те, что примыкали к Кириллу, говорили, что они никоим образом не хотят терпеть самого вида Нестория. Хотя я и видел, что боголюбезнейшие епископы были неумолимо враждебны друг к другу, но я не знаю, отчего они дошли до такого ожесточения и омрачения».
Кирилл и его епископы требовали прежде всего удаления отлученного ими Нестория и всех «восточных». Но императорский уполномоченный подчеркнул, что указ адресован ни к Кириллу и ни к Несторию и посему он просит удалиться и того и другого. Оставшихся он заставил выслушать высочайшее распоряжение о роспуске Собора и общем разъезде. В тот же вечер он взял под арест Кирилла, Нестория и Мемнона. Остальным он предложил воссоединиться. Конечно, все напрасно. Пришлось рапортовать императору о полном неуспехе. При дворе шла работа друзей той и другой стороны. За Кирилла хлопотал придворный врач Иоанн, а за Нестория - друг «восточных» комит Ириней. Кирилл пустил в ход золото. Он выдал через министра финансов Иоанна письменное обязательство самому императору о внесении в казну 2000 фунтов золотом из средств Александрийской Церкви. Ему трудно было впоследствии расплачиваться по этому обязательству. А нужно было еще привлечь на свою сторону многих царедворцев, которые усиленно «богословствовали».
Мобилизована была и новая, быстро разросшаяся церковная сила - монашество, с тех пор начавшая играть яркую
роль в общецерковных спорах. В данный момент в Константинополе приобрел славу недавно основанный бывшим офицером Далматом около кельи отшельника Исаакия монастырь. В ту пору на размножение монастырей и на покровительство им - ктиторство - была среди людей видных и богатых своего рода мода. Так, министр Руфин поселил около церкви при его даче, находящейся по ту сторону Босфора, египетских монахов под водительством ставшего известным Аммония. При императоре Аркадии пришел из Фригии в Халкидон монах Ипатий. Он ссорился с мест-ным епископом Евлалием и даже терроризовал префекта. Префект хотел устроить тут олимпийские игры, но монах Ипатий поднял народный бунт, и префекту пришлось перенести игры в Константинополь. Этот монах Ипатий перед открытием Ефесского Собора объявил, что Несторий - еретик, и посему он, не спрашиваясь никакой епархиальной власти, вычеркнул его имя из своих монастырских диптихов. Далмат был в данный момент как бы «патриархом» всех константинопольских монахов. Он встал на сторону Кирилла против Нестория. Когда ему поведали, что в Ефесе происходит что-то неладное, что известия оттуда поступают с запозданием, что император плохо информирован и что может быть беда для Православия, Далмат, 46 лет не выходивший из монастырского уединения, решил пойти демонстративно к императору. Получилась сенсация: вышли из своих монастырей другие монахи, составилась огромная процессия. Среди участников ее был и личный друг Кирилла, архимандрит Евтихий. Феодосий II принял депутацию вежливо, ласково и обещал сделать все возможное с его стороны для утишения церковной бури.
Император действительно вызвал по восьми представителей той и другой стороны из Ефеса в Халкидон. Несторий и антиохийцы проявили тут свое великодушие и уступчивость. Они заявили комиту Иоанну, что они безоговорочно принимают имя «Богородица», и Несторий заявил то же. Несторий даже по свойственной ему искренности и недипломатичности прибавил, что если нужно спасать Православие, то он готов снова вернуться в свой антиохийский монастырь. Придворные политики, конечно, поймали его на слове и в сентябре 431 г. предложили ему уехать
в Антиохию, что он покорно и исполнил. Но «восточные» требовали уступчивости и от кирилловой стороны, то есть отвержения 12 анафематизмов. Конечно, для кирилловой стороны это было немыслимо, а в состав депутации Кирилла вошли и три папских депутата. В составе антиохийской стороны были и Иоанн и Феодорит. Споры в присутствии самого императора были бесплодными, ибо друзья Кирилла не позволяли даже и прикоснуться к 12 анафематизмам. Хотя на императора произвела впечатление позиция папских легатов на стороне Кирилла, но он еще не становился на его сторону. Он уехал в Константинополь и пригласил делегатов кирилловой стороны прибыть к нему для участия в поставлении на столичную кафедру, оставшуюся свободной после удаления Нестория. Выбор еще не был сделан. Столичный клир по-прежнему выдвигал своих кандидатов, тех же Прокла и Филиппа, но также по-прежнему придворные политики не пошли за местными партиями и искали какого-то нейтрального кандидата. В данном случае неожиданно выдвинулась кандидатура незаметного пресвитера Максимиана. Он был долго апокрисиарием, то есть посредником между папским и императорским двором в Риме, и, очень вероятно, его кандидатуру в данной обстановке вы-двинули римские соборные делегаты. Максимиан был поставлен на Константинопольскую кафедру.
А в Ефесе Кирилл и Мемнон по-прежнему находились еще под арестом. Туда от лица императора послано два декрета. Первый распускал Собор; в нем император с грустью говорит о безуспешности своих усилий достичь через Собор церковного мира, просит соборных отцов с миром разъезжаться по домам и своим мирным поведением за-гладить то зло, которое они причинили Церкви. Кирилл и Мемнон не отпускались из-под ареста. Это означало, что император рассматривает их как епископов, устраненных подобно Несторию. Но позиция эта не была сформулирована, и оба виновника церковных неурядиц истолковали эту дипломатию умолчания в свою пользу. Кирилл первый вернулся к себе в Александрию. Правительство издало новый декрет: Кирилл может вернуться к себе в Египет, а Мемнон остается в Ефесе. Император оговаривается, что
он не осуждает и антиохийцев, ибо они в его глазах ни в чем не были виновны. Так вернулось прежнее дособорное положение. Иоанн остался в Антиохии, Кирилл - в Александрии. Кирилл по-своему был удовлетворен. Он добился своего: Египет вновь судил Константинополь и низверг возглавителя его кафедры. Но даже и в Египте не все мирились с захватными приемами Кирилла. Великий авторитет пустынничества Исидор Пелусиот смело возвышал свой голос и укорял Кирилла за то, что он прежде всего стремится удовлетворить свою страсть, а не служить интересам всей Церкви. Ссылки на поведение его дяди Феофила его не украшают, ибо Феофил заклеймил себя враждой к святому человеку - Иоанну Златоусту.
Сам Константинопольский двор не нашел сразу удачных путей к церковному умиротворению. Отдав примат доверия папским легатам и их ставленнику Максимиану, Константинополь вопреки нейтральному духу императорских указов о роспуске Собора, теперь позволил новому архиепискому Максимиану (очевидно, по подсказке легатов и советников кирилловой стороны) провозгласить несколько личных осуждений антиохийцев, не мирившихся с изгнанием Нестория. Максимиан вместе с папскими легатами поторопился объявить низложенными епископа Дорофея Маркианопольского, митрополита Евферия Тианского, митрополита Имерия Никомидийского, митрополита Элладия Тарсского. Основная неправомерность этого акта была уже в том, что Максимиан с легатами имели право отлучить эту группу друзей Нестория от своего церковного сослужения и общения, но низлагать, то есть извергать из сана, без правильного церковного суда они никакого права не имели. А император-ская власть их в этом поддержала и полицейски устранила осужденных. Однако Дорофей и Евферий не поддались аресту. Церковный народ их защитил.
В отместку за эти акты пристрастия антиохийские епископы, возвращаясь из Ефеса, собрались на соборное заседание в Тарсе и тут объявили вновь низложение Кирилла, Мемнона и 7 делегатов их стороны на Халкидонском совещании, правда не задевая личностей римских легатов.
Мало этого, антиохийцы собрались еще на Собор в Антиохии в числе до 200 членов. И на этом Соборе подтвер-
дили все учиненные ими действия в Ефесе и Тарсе. Так оформился полный разрыв с официальной, «Кирилловой», стороной.
Завершение Ефесского Собора 431 г. миром 433 г.
Разогнанный Вселенский Собор не мог дать достойного покоя Церкви. Но покой может достигаться и не формальным сбором, а, так сказать, будничным соборованием, совещаниями, сговорами, приватными встречами, но только не тем полузатушенным и чадившим пожарищем, который получился в Ефесе.
Епископат не нашел путей к скорому изживанию этого вселенского соблазна. Императорская власть, не сумевшая организовать Собор, чувствовала, однако, свою особую вину и решила использовать свой канонический авторитет, чтобы побудить, мобилизовать богословские партии на новый сговор. Дело было почти безнадежное. Инстинкт подсказал императорской власти пустить в ход силу внешнего давления. В данном случае, надо признать, такой метод оказался уместным, своевременным и привел к желанному результату. Внешние давления, как физические наказания детей, в принципе нежелательные, иногда бывают спасительными.
Сначала двор попытался исчерпать все методы «главно-уговаривания». И в Антиохию к митрополиту Иоанну, и в Александрию к Кириллу были посланы императорские письма, приглашающие их приехать в Никомидию. Христополь и Никомидия считались предместьями столицы с дворцами для императорских резиденций наподобие наших Гатчины и Царского Села. Но приглашаемые отказались. Тогда двор переменил план, уточнил утопия примирения. Пусть «восточные» осудят своего Нестория, а Кирилл - свои анафематизмы. И условие это предложено было не на бумаге, а через живые уговоры императорского посланца. На трибуна и нотария Аристолая была возложена миссия поехать и лично «нажать» на обе ссорящиеся стороны. Миссия, казалось, безнадежная. Прошло уже больше года после Ефеса. Неугомонный борец Кирилл хорошо был осведомлен, что императорский двор не
Успокаивался на позиции незалеченной раны церковного раскола, что предстоит еще какая-то ревизия его ефесской соборной «победы». Поэтому Кирилл, по методу своего дяди Феофила, не переставал подкупающими дарами обогащать столицу и истощать александрийскую казну. Сохранилось письмо Кириллова архидиакона Епифания к Максимиану Константинопольскому с приложением списка даров и издержек александрийской Церкви, которая была положительно ими истощена, что вызвало ропот и жалобы клириков на эту изнурительную войну. Епифаний умоляет Максимиана немножко помочь им из его Константинопольской казны, чтобы утолить безмерные аппетиты жадных сановников. Он приводит в пример комита Аммония, который кроме уже посланного ему ждал еще ни много ни мало полторы тысячи фунтов - сумма миллионная!
Получили «приличные подарки» и многие другие, вплоть до камердинеров. Особенно нужно было ублажать друга «восточных» препозита Хрисорита, «чтобы не мешал», и фрейлин Пульхерии, не относящейся к поклонницам Кирилла, Маркеллу и Дрозерию. Кроме денег это были целые транспорты предметов комфорта и роскоши - ковры, коврики, занавески, скатерти, покрывала, подушки, кресла, скамейки и столики слоновой кости, вплоть до живых страусов...
Но императорская миссия Аристолая, по одному свидетельству, имела в резерве и ультиматум в случае упорства сторон - смещение с кафедр и Кирилла и Иоанна и ссылку их в Никомидию «под надзор» двора, с перспективой, конечно, на их сдачу1 . Двор не ошибся. Это давление увенчалось успехом.
В Антиохии Аристолаю объяснили: все дело в анафематизмах Кирилла. Они - антиохийцы - на примирение с готовностью идут, если Кирилл уберет свои 12 анафематизмов. Старый, уже 110-летний Акакий взял на себя поручение написать Кириллу. Антиохийцы соглашались держаться минимума обязательных догматических формул: только Никей-ского вероизложения с толкованием его Афанасием Алек-
________________________
1 Один автор (Liberatus, Brev. Р . 8) сообщает нам , что Аристолай sacram principis deference Johanni et Cyrillo, in qua comminatus est utrisque Nicomedian exilium nisi pacem haberent invicem.
Сандрийским (в письме к Епиктету). Все другие формулы и толкования не считать обязательными, чтобы как Несториево богословствование отбрасывается, так отброшено было бы и Кириллово.
Кирилл ответил без задора. Он объяснял свои 12 анафематизмов, не заостряя их догматического смысла. Конечно, защищал себя от всякого сродства с арианством и аполлинаризмом. Но на чем неумолимо настаивал - это на полном отвержении Нестория.
Ответ Кирилла Акакию и объяснения насчет 12 анафематизмов произвели в Антиохии благоприятное впечатление. Акакий и Иоанн готовы были начать переговоры с ним. Но, конечно, осталось немало и непримиримых. Среднюю позицию заняли блаженный Феодорит Киррский и Андрей Самосатский. Они соглашались признать самую мысль Кирилла православной, но приданную ей словесную оболочку отвергали как невозможную. Правительство только этого и добивалось. Максимиан Константинопольский тоже продолжал заявлять, что раз Несторий осуждается, то зачем еще навязывать 12 анафематизмов?
Иоанн Антиохийский поручил обследовать весь этот богословский вопрос блаженному Феодориту, а сам послал к Кириллу с очень примирительными письмами дипломатичного Павла Эмесского. К этому моменту, после всех усилий, опытов и тщательной разведки, Кирилл решил пойти на уступки, встретил Павла Эмесского дружественно и решил не навязывать всем своих 12 анафематизмов. Более того - он подписал нижеследующее антиохийское вероизложение, в основных чертах то самое, которое антиохийцы привезли в Ефес и которое тогда «сорвал» Кирилл. Обычно думают, что текст его написан Феодоритом. Но Болотов доказал (в рецензии на исследование Глубоковского), что, скорее всего, в этой редакции оно может быть приписано Павлу Эмесскому. В основе это же исповедание антиохийцы привозили и в Ефес, но неистовый Кирилл сорвал самую возможность его прочтения. А теперь он подписал и чуждые ему выражения: «две природы», человечество во Христе - «храм» Божества. Все это вскоре в Халкидоне было очищено, поправлено и стало более уточненным вероопределением IV Вселенского Собора.
Согласительное исповедание 433 г.
(Hefele-Leclercq. Histore des Conc. t. II, 1, p. 396)
«Посему исповедуем, что Господь Наш Иисус Христос, Сын Божий Единородный, есть совершенный Бог и совершенный человек с разумной душой и телом1 , Рожденный по Божеству от Отца прежде веков, в последние же дни Он же Самый2 (рожден) по человечеству от Марии Девы, нас ради и нашего ради спасения.
Единосущный3 Отцу по Божеству и Он же Самый единосущный нам по человечеству. Ибо произошло единение двух природ4 .
Посему мы исповедуем Единого5 Христа, Единого Сына, Единого Господа. Сообразно с этой мыслию о неслиянном единении6 (природе) мы исповедуем Святую Деву - Богородицей7 , и это потому, что воплотился и вочеловечился
________________________
1 Против аполлинаризма (монофизитства), подозреваемого в Кирилле, в его учении (принятом и IV Вселенским Собором) об «ипостасном» соединении двух природ. То есть чтобы тут не укрывалось ни скрадывания полной души человеческой с ее человеческим логосом, ни подмены последнего Логосом Божественным. То и другое откровенно утверждалось Аполлинарием.
2 Против несторианства, чтобы акт Рождества Христова не превращался в акт рождения только человека Иисуса, в котором, как в храме, обитал Бог.
3 Здесь ради выражения равновесия в полноте природ даже принижено и поломано тончайшее значение никейского омоусиос. Усиа в Троице совсем не так принадлежит Лицам (Ипостасям), как усиа природы человеческой лицам человеческим. Наша усиа абстрактна и мыслится как некий материал для построения личности, делимой и множественной. Божественная усиа - конкретна и не частично, а неделимо, и не множественно, а всецело принадлежит Каждой из Трех Ипостасей. Таким образом, термин «омоусиос» в чистом никейском смысле и неприложим к человеческой природе. Но церковь в своей «икономии» смело маневрирует терминами, придавая им ad hoc нужный смысл. Она не творит из терминов кумира.
4 Очень дипломатическая формула. Евтихий и кириллисты - диоскоровцы предпочитали «ἐ κ δύο φύσεων », то есть полагая, что когда соединение произошло, то уже получилась μία φύσις . «Ἐ κ δύο φύσεων δύσεσι » Халкидонского собора для них было несторианством. Здесь пропущено «ἐ κ », а поставлен genetivus possessivus. Обе партии на нем могли «дипломатически» помириться. Но каждая могла еще думать «свое». Таким образом, тут еще не дано щита от ереси.
5 Для успокоения кирилловой стороны.
6 Для успокоения Антиохийской стороны: что хотя и «единение», но природы не «слились» в одну.
7 Она родила Бога, но вместе с тем и человека по неслиянному и нераздельному единению.
Бог - Логос и от ее зачатия соединил с Собой воспринятый от Нее храм1 .
Евангельские же и апостольские выражения о Господе мы признаем: одни - объединяющими, как относящиеся к одному лицу, а другие - разделяющими, как относящиеся к двум природам. И - одни (выражения признаем) передающими богоприличествующие (свойства) по Божеству Христа2 , а другие - уничиженные (свойства) по человечеству Его».
Как велико было достижение этой встречи! В западной литературе для определения этого события пущен в ход термин «уния 433 г.», механически попавший к нам и распространившийся в нашей литературе. Для Запада через легатов, принявших сторону Кирилла, Вселенский Собор считался состоявшимся уже в Ефесе, и антиохийцы были как бы раскольниками. Но для нас, как и для императора Фео-досия II, Собор 431 г. не закончился и не удался вплоть до этого примирения 433 г. Здесь императорская власть, виновная в дезорганизации Собора 431 г. и не признавшая его, довела наконец с запозданием опрометчиво начатое ею дело Вселенского Собора до его благополучного конца. Тут только III Вселенский Собор и состоялся. Тут богословы сговорились. Взаимные анафемы молчаливо (!) взаимно были упразднены. И подписано то, что должно было быть подписано еще в 341 г. Это - не «уния», а, по существу, орос III Вселенского Собора.
Исторический скандал этим был ликвидирован. Но такой революционно смелый оборот дела не мог пройти бесследно для разошедшихся последователей двух партий. Одно - порыв к миру, порыв самоотречения, другое - возвращение к своему постоянному глубинному сознанию, не поддающемуся преображению. Строгие друзья Кирилла упрекали его. И антиохийцы разделились. От Иоанна отделились несколь-
______________________
1 «Храм» (человеческая природа) - ярко выраженный несторианский (антиохийский) термин - допущен здесь святым Кириллом, очевидно, потому, что он полностью «обеззаражен» предшествующим раскрытием термина «Богородица».
2 Не без намерения здесь термин «Христос» (против Несториевой «Христородицы») покрывает в первую очередь природу Бога, и далее человеческая природа покрывается тем же термином «aЩtoа», то есть Христа, а не простого человека Иисуса.
ко епархий: обе Киликии и Евфратисия. Их смущали два пункта: 1) аполлинарианство + 12 анафематизмов, и 2) незаконное низложение Нестория, которое они называли «человекоубийством». Как болезненно переживалось это выдающимися епископами Востока, свидетельствует сон Андрея Самосатского. Ему привиделось, что на одре лежит дряхлый старик - Аполлинарий, восточные епископы подходят к нему и он раздает им евлогии. В страхе Андрей проснулся и ощутил, что общение с Кириллом равнозначно общению с самим Аполлинарием.
И Павлу Эмесскому не удалось убедить Кирилла отказаться от низложения 4 митрополитов (Дорофея Маркианопольского, Евферия Тианского, Имерия Никомидийского, Элладия Тарсского), учиненного в Константинополе. Правительство Константинополя за это время тоже отказалось от своей уравнительной точки зрения на Нестория и Кирилла. Оно возобновило сношения с Кириллом, принеся в жертву этому миру Нестория. Сам Несторий в знак протеста за-явил, что он берет обратно данное им согласие на уход с кафедры. Он поступил в этом случае подобно нашему патриарху Никону, покинувшему трон и потом порывавшемуся занять его вновь.
Подписав соглашение, Кирилл в Александрии отслужил службу вместе с Павлом Эмесским и отпустил его в Антио-хию и сопровождении двух своих диаконов и вместе с сенатором Аристолаем, миссия которого увенчалась столь блестящим успехом. Иоанн Антиохийский с частью епископов подписал акт примирения и направил Павла Эмесского в Александрию с письмом к Кириллу. «Ради мира Церкви, - писали антиохийцы, - дабы прекратить раздоры и соблазны, соглашаемся иметь Нестория, некогда бывшего епископом Константинопольским, низложенным, и анафематствовать его худые и скверные новоглаголания».
Но в чем, собственно, состояли эти «новоглаголания», здесь дипломатично не уточнялось. Кирилл с радостью принял послание и ответил знаменитым радостным письмом: « Εύφραινέσθωσαν οἱ οὐρανοι ... да возвеселятся небеса, да радуется земля!..» Здесь он отвергает мысли, ему приписанные, объясняет свое учение и признает антиохийское исповедание тождественным со своими мыслями и чувствами. Радост-ная
Весть о таком редкостном сговоре разослана была всему епископату, императору, папе Сиксту III, Максимиану Кон-стантинопольскому. Казалось бы, с такого сговора надо было и начать или по крайней мере достичь его на Вселенском Ефесском Соборе. И так как теперь сыграло положительную роль посредничество государственной власти, то, очевидно, и она была виновата в том, что не организовала как следует Собора 431 г.
* * *
По своему внешнему облику Ефесский Собор 431г., в сравнении с другими Вселенскими Соборами, является самым неблагообразным, смутным, неудачным и формально просто не состоявшимся. По своей беспорядочности он немногим уступает соседнему по времени и месту с ним Ефесскому же Собору 449 г., собранному также в качестве вселенского, но заклейменному вскоре жутким названием «разбойничьего». А между тем деяния Ефесского Собора 449 г. были утверждены тем же самым императором, Феодосием II, а деяния III Вселенского Собора - не утверждены и Собор за беспорядок и беззаконие был высочайше распущен. Но Церковь судила иначе. Церковное восприятие было как раз обратное. Отсюда видно, что богослов-ско-канонический термин «рецепции» Соборов обосновывается на несомненных фактах. Есть вообще икона вещей, их высший, богоподобный нетленный образ. И праведно зрящее око видит икону там, где плотское зрение видит лишь убогую материальную оболочку. Из своей бурной истории, не менее бурной, чем всякая другая человеческая история, Церковь выделила множество иконных образов, составивших сокровищницу ее учения и назидания. Есть иконографическое представление о Вселенском Соборе; есть и иконы Соборов в красках. Это - и духовная реальность, и вместе и абстракция от конкретной и часто мутной исторической действительности. Верующий историк должен видеть икону событий, но именно как историк он обязан знать и давать отчет о всей живой прозе событий прошлого. В этой двусторонности и вместе двуединстве познания и исполняется долг христианской мудрости, живущий и дышащий антиномической тайной богочеловечества.
Как же и почему вышло, что далеко не примерный Ефесский Собор 431 г. воспринят нами как Вселенский, то есть одна из норм нашей веры?
О чем шла речь тогда? Как раз именно о тайне богочеловечества, об ее умственном постижении до крайних пределов доступной человеческому разуму ясности. В сущно--с-ти, это тот же самый вопрос, который томит и современное нам догматическое и практическое сознание христианства, вопрос, как соединяется божественное с человеческим и что есть человек пред Богом? В ту пору этот вопрос с диалектической неизбежностью надвинулся на Церковь по окончании триадологических арианских споров. Для Церкви настал момент неотложного решения вопроса: какого придерживаться курса догматической мысли в споре о лице Богочеловека? А курс был разный, не в отвлеченной, логической возможности, а уже в прочно сложившихся двух школьных направлениях ученой богословской мысли антиохийского и александрийского центров. После неудавшейся попытки нашего ученого-историка протоиерея Иванцова-Платонова затушевать роль двух различных школ древнего вселенского богословия надо признать бесспорным достоянием и нашей науки, вслед за инославной, признание глубокой философско-богословской разнотипности двух названных школ. «Несторий не один - Несториев много!» - восклицал в 449 г. Диоскор Александрийский. Да, дело было не в Нестории, а в конфликте школ, разделивших весь Восток на две половины. При такой предпосылке скомкать вопрос и приглушить его вскрытие внешними запрещениями, как это вышло в Ефесе 431 г., было мерой бесполезной. Жизнь потребовала разворачивания вопроса до конца. И, как известно, Ефес 431 г. был только «началом болезней». Если арианская лихорадка бурно трепала церковный организм долгих шесть десятилетий, то перемежающаяся лихорадка христологических споров растянулась на целых 250 лет, износила исторический организм Церкви до явного утомления, расколола и умалила самую Византийскую империю, унесла из лона Кафолической Церкви миллионы душ, ввергнув их в ереси, и отняла у греческой державы весь ино-племенный окраинный Восток.
* * *
В чем же «икона», в чем специфическая ценность III Вселенского Собора и в чем специфическая неправота его жертвы - печальной памяти Нестория?
В дни моей богословской юности один светский философ сказал мне: «Удивительная вещь! Церковь всегда была права, и все еретики были не правы!» Применимо ли это к данному случаю? Безусловно, как и ко всем прочим, хотя, повторяю, из всех Вселенских Соборов нет более соблазнительного, чем Третий, и из всех еретиков нет более симпатичного и здравого, чем Несторий. Его собственная апология, до нас не дошедшая, носила название TragJd…a, то есть трагедия. Под таким же названием писал в защиту его и ссыльный друг его, сначала комит, а потом епископ, Ириней. Трагичны судьба Нестория и конец жизни в ссылке. Трагична и его недавно открытая и в 1910 г. изданная в сирском оригинале и во французском переводе книга под заглавием: «Трактат Ираклида Дамасского». На основании ее английский ученый Бетюн-Бэкер, затем германский Лоофс и многие другие, преимущественно протестанты, возобновили давнюю, еще XVII в., тезу, что Несторий пал жертвой чистого недоразумения и был осужден неправильно. Народилась и новая консервативно-апологетическая литература в обвинение Нестория и сугубое оправдание Кирилла. Словом, вопрос снова приведен в движение и, как нам кажется, оживает не только с документально-археологической точки зрения, но и как вопрос, возрождающийся, по существу, в религиозном сознании современной нам Церкви. Самое бесплодное и мертвенное отношение к нему - это внешнее суждение свысока о будто бы пустячном словопрении старых греков. Еще Цицерону казалось, что «jam diu torquet controversia verbi homines graeculos, contetiones cupidiores, quam veritatis» - «издавна споры о словах мучают греков, жадных больше до состязаний, чем до истины». Слова эти вспомнились и Лютеру при рассмотрении судьбы Нестория, но думать так - значит быть совершенно чуждыми и неблагодарными греческому гению, а также глубочайшим достижениям церковной мудрости. Под словами и миллиметрическими их различиями лежала живая мука души, терзае-
мой исканием истины не только умом, но и всем серд-цем. И вопросы эти в существе своем все те же - великие, вечные, насущные, человеческие вопросы. И кто скажет, что напрасно лились чернила и кровь из-за таких оттеночных рассуждений, того мы с пристрастием спросим: а что, наша идейная интеллектуальная и общественная жизнь разве чужда этой оттеночной, греческой диалектики, этой Haarspalterei (буквоедства), как говорят немцы? Скажите, разве каждый из нас не во власти самых тончайших, самых оттеночных до патологической чуткости притяжений и оттолкновений в своей интеллектуальной и особенно общественной и политической сфере? Какие мы все друг для друга «еретики», неспособные к соборному единству! Нет, не нам заносчиво смотреть на подвижников и мучеников вселенских соборных споров. Их достижения и их соглашения должны быть для нас предметом уважения, как добродетели соборности.
Итак, «икона» III Вселенского Собора, его идеальное достижение, запечатленное в оросе 433 г., - это та же формула идеального равновесия природ в Богочеловеке, какой вскоре дал высшее выражение IV Вселенский Халкидон-ский Собор. III Собор был только этапом, черновым наброском. Но прежде чем дойти до Халкидонского равновесия, нужно было диалектически пройти сквозь специфический уклон Кириллова богословия и им защититься от угрозы полярного заблуждения, символически представлявшегося Несторием. Самой драгоценной, «иконной» чертой этого достижения является освящение имени и осознанного культа Богородицы как воплощенной вершины догмата об обожении человека. Под этим знаком Собора Пресвятой Богородицы Ефесский Собор и прошел в сознании церковных масс. Памятником этого, например, является древняя римская Санта Мария Маджоре, перестройка которой Сикстом III, как гласит посвятительная надпись, произведена для увековечивания триумфа богородичного догмата в Ефесе. «Иконно» и оправдание антиохийского богословия, завершенное вскоре в Халкидоне. А за промежуточный период в 20 лет все дефективное в Кирилловом богословии подверглось вновь огненному искушению опытной проверки, выявило в нем и извергло всю изгарь и все шлаки монофизитства.
Как только александрийцы с антиохийцами подписали соглашение 433 г., начались новые драмы на той и на другой стороне. Там и здесь нашлись крайние и непримиримые вплоть до расколов, подогретых давлениями и репрессиями со стороны государственной власти. В антиохийском округе взяли свое начало, без участия и вины самого Нестория, приверженцы крайностей его доктрины.
Так появилась группа консервативных антиохийцев, ушедшая в Персию и основавшая там так называемую Церковь халдейских христиан с несторианским учением. В Александрии реакция на оглашение приняла не сепаратистский курс, а курс, претендующий на захват всего кафолического богословия, что и породило так называемый «разбойничий» Собор 449 г.
* * *
В заключение мы спросим себя, какое же живое наследство оставил нам III Вселенский Собор? Тянутся ли какие-нибудь живые нити к нашей христианской современности от великого конфликта V в. Несторий - Кирилл? Да, без сомнения. Тем, у кого открыт восприемник христианского ума и сердца, ясно, что наше время заболевает той же христологической мукой в ее обращенности к человеческой природе, к тайне человека во Христе. Уже сказано вещее слово, что «Церковь раскрыла тайну о Боге и Богочеловеке, но еще не о человеке». И эта тайна уже бьется о стены Церкви мировыми волнами древнего хаоса. Он грозит за-хлестнуть убежавшее из Церкви человечество потопом безбожия и бесчеловечия. Скала, маяк, корабль и якорь Церкви - единственное верное прибежище. Но слово научения, но злободневная формула взаимоотношений в наши дни человеческого начала с Божеским должна оттуда понятно и призывно звучать. Звучит ли она? Слабо, неясно. Через полторы тысячи лет грозит человеческой природе строгий палец святого Кирилла. Из той же дали тянутся на защиту ее руки антиохийской рати, не исключая неглупого Нестория. Как? Казалось бы, их роль закончена после Халкидона. Равновесие природ установлено. Но в том-то и секрет истории, не всем очевидный, что за халкидонское «неслитно и нераздельно» нужно еще бороться и сегодня. Посмертная сила
Кирилла еще века давила на халкидонское Православие и искривляло его линию.
Вечная заслуга антиохийцев (и Нестория в том числе), что они антиномию природ не исказили, а, утончая, до конца сохранили, то есть оставили для ума неразрешенной. Кирилл притупил жало антиномии, обломив вершину человеческой природы - ее неслиянное самосознание. Несторий оказался зачарованным тем, что Христос был, как мы, а потому и мы можем быть сообразными Ему и теперь. Кирилл устремлен перспективно в будущее преображение, в эсхатологию, в то, что мы когда-то будем, как Он.
Халкидонский орос восстановил, как увидим, полноту антиномии, связав в один узел оба конца евангельской верви. Но что-то все-таки очень глубокое подметил Гарнак, утверждая с грубостью, что восточно-греческое благочестие есть монофизитское благочестие. Действительно, кроме великих монофизитских отпадов от Православия из-за Халкидонского Собора сама официальная православная Византия двести с лишком лет боязливо отталкивалась от Халкидона, мирила папу Льва с Кириллом за счет Льва. Кирилл одолевал. Ведь не один Несторий видел в Халкидоне свой реванш. Все монофизиты со своей точки зрения и в противоположном смысле твердили то же. Считали Халкидон хитроумной ловушкой. Несторий будто бы был анафематствован для отвода глаз, чтобы провести само несторианство. И это была правда в смысле восстановления равновесия, нарушенного Ефесом. Но вся Юстинианова эпоха (VI в.) снова ушла к Ефесу, услаждалась монофизитствующими формулами - «Един от Святыя Троицы распят», трисвятое с «распныйся за ны» (до сих пор об этом нам напоминает за литургией Юстинианово «Единородный Сыне»...) - и повторила, в сущности, Ефес в диалектически излишнем V Вселенском Соборе 553 г., по-кириллов-ски добивая мертвых «несториан» - Феодора, Иву, Феодорита - и поглощая монофизитского верблюда. Что иное затем ересь монофелитская - μία θεανδρικὴ ἐ νέργεια , как не повторение через 200 лет Кирилловой μία φύσις τοῦ θεοῦ Λόγου σεσαρκωμένη ?
И сколько нужно было иметь в недрах богословского сознания истинного догматического здоровья, чтобы после
Двухсотлетних отрав монофизитством снова в 680 г. доставить торжество Халкидону, даже Антиохии, скажем еще более - самому Несторию! Ибо «две природные воли и два природных действия, и Его человеческая воля не противоборствующая, но во всем последующая Его Божественной воле» (орос VI Вселенского Собора) - это ликвидация монополии Кирилловой μία ὑ πόστασις . В двоеволии восстановлена двуипостасность, совершенная антиохийская полнота природ, до конца раздельных и соединенных только в Единое Лицо с возможностью толковать его даже в Несториевом стиле «Объединенного Лица».
Но спасен ли Халкидон даже этим изумительным по смелости перегибанием дуги VI Собором? Принципиально да. Но в жизни Церкви и в практическом благочестии - нет. На Востоке, по крайней мере, интерес к тайне человека угас и снова приходится звать отнесенных волной Ефесского отлива: «Опять к Халкидону! К чистой антиномии! К сохранению во Христе смысла всего тварного, конечного, множественного, индивидуального, человеческого!» Религиозные проблемы нашей эпохи, можно сказать, все громче и яснее «антиохийствуют».
Новая полоса борьбы школ Антиохийской и Александрийской
Оппозиция Иоанну, возникшая из-за примирения его с Кириллом, была довольно значительная. Не мирились с тем, что теперь 1) признано низложение Нестория «Собором Кирилла» (431 г.); 2) что теперь Собор 431 г. признан Вселен-ским; 3) что с того момента сами «восточные» были раскольниками. Вождь оппозиции Александр Иерапольский собирал целые Соборы против Иоанна. Некоторые члены Собора писали папе Сиксту, ибо по слухам он не был «кириллистом».
Но раз авторитет Иоанна был поколеблен, оппозиция стала разрастаться, переходя в сектантские брожения. Неожиданно бывшие аполлинаристы кинулись в противоположную крайность - и монофизитство. Около самого Иоанна нашелся диакон Максим, а за ним и часть монахов, которые отвергали «соглашательство» самого Кирилла и держались строго его двенадцати анафематизмов.
Но брожения продолжались и в столичном центре. В 434 г. умер архиепископ Максимиан. И наконец-то правительство вняло давнишнему местному vox populi (гласу народа) и избрало давнего, всегда выдвигавшегося пресвитера Прокла. Но оказалось, что партия Нестория еще довольно сильна. Правительство беспокоилось и приступило к разным мерам давления, и в частности, в антиохийской области - на группы «несторианствующих». Так как и для Иоанна, и для Феодорита, принявших соглашение с Кириллом, эти люди еще вчера были своими, то примирительную миссию они взяли на себя, отстраняя полицей-ские меры государства. По тайному соглашению с Иоанном блаженный Феодорит, занятый этой миссионерской работой, не требовал от примиряющихся прямого осуждения Нестория. К счастью, высокий в глазах народных масс и в этом смысле «модный» авторитет пустынников и монахов был на стороне, так сказать, «официальной» Церкви. Таковы были неложные авторитеты и вожди монашества в данный момент: Симеон Столпник и Иаков Барадай (по-сирски - Бурд’оно).
Симеон подвизался недалеко от Антиохии. Феодорит лично знал его и описал нам в своей «Истории монахов». Симеон был простым пастухом. Привык жить в пустыне вне людского общения. Но в этой обстановке он возложил на себя подвиг крайних лишений. Он прикрепил себя цепью к скале. И так стоял без пищи и питья без срока. По совету пресвитера - духовного отца - Симеон оставил цепь, но уединился на построенном им самим из камней столпе. Феодорит видел его уже на высоте около десяти метров. Оттуда Симеон поучал собиравшийся к нему народ. Увидев стоящего в толпе Феодорита, Симеон пригласил толпу почтить епископа и принять его благословение. Толпа ринулась к Феодориту и чуть не задавила его. Пришлось Симеону криками усмирять толпу. Неблагодарные аскеты не вспоминали при этом о благодеянии государственной полиции, которая косвенно обеспечивала им существование в пустыне.
Но и среди мира самого новоявленного и быстро расцветшего монашества не все принимали такой вид подвига, как столпничество. Нитрийские монахи в Египте в то
Время его не одобряли. Но сирийское население с энтузиазмом чтило Симеона. А проходившие мимо торговые караваны из Месопотамии и Аравии разносили славу подвижника вплоть до Рима, Галлии, Парижа. В Риме продавали даже портреты-иконки Симеона Столпника. В Париже сама знаменитая современница Симеона святая Женевьева (Геновефа) писала приветствие Симеону, а он посылал ей свое благословение. Проходящие караваны разносили вести о Симеоне до Эфиопии, а в восточном направлении - до Персии и Туркестана. Бедуины Сирии и Месопотамии окружали столп Симеона и боготворили его.
* * *
Несмотря на все смягчающие условия, соборно-согласительная позиция Иоанна Антиохийского вкупе с Феодоритом не устраняла того факта, что был ряд епископов «Востока», целиком отвергавших все результаты III Вселенского Собора. Правительство их арестовывало и ссылало. А несокрушимого вождя их Александра Иерапольского правительство сослало даже в египетские рудники. Для добивания остатков несторианства правительство издало «гонительный» закон, воспрещающий несторианам даже называться христианами, а только полицейски приклеенным к ним прозвищем «Симониан», с запретом собираться для богослужения. Такие видные лица, как комит Ириней и пресвитер Фотий, высланы были в Петру Аравийскую с конфискацией их имущества.
* * *
Этот поворот в государственной политике «добивания» остатков несторианства не мог не ухудшить судьбы самого Нестория. Уже в 432 г. папа Целестин находил, что оставление Нестория в Антиохии мешает ликвидации церковной смуты. Хотя Несторий и ушел со своего поста сам, но теперь от окружавших его друзей шли слухи о незаконности его устранения. Сам Иоанн Антиохийский просит правительство увезти Нестория из Антиохии. Сначала его увезли в Петру Идумейскую, но оттуда вскоре переправили в Египетскую Ливийскую пустыню, в великий оазис (ныне Харгех), и его начали забывать.
После ухода Нестория (431 г.) ему суждено было прожить еще двадцать лет - до 451 г. О последнем периоде жизни Нестория речь еще будет впереди.
* * *
Итак, подписка единой согласительной формулы, и притом компромиссной, не могла упразднить второстепенных различий в богословии двух школ. Каждая из них продолжала создавать богословскую литературу своего стиля. Кирилл по-прежнему употреблял свое выражение « μία φύσις ...» Антиохийцы - свои. И друг друга упрекали. По указу властей сочинения Нестория истреблялись. Его друзья вместо них делали выписки из первоисточника, то есть из Диодора Тарсского и Феодора Мопсуестийского, и их распространяли. Сторонники Кирилла вновь пришли и движение. История мстила за удушение богословского вопроса на Ефесском Соборе 431 г. Решения «Кириллова Собора», как будто дело шло об одном Нестории, неверно отражали действительность. Вскоре Диоскор Александ-рийский правильно скажет: «Несторий не один, Несториев много». Несторий был случайным и даже небольшим отголоском Феодора Мопсуестийского, а за его спиной и Диодора Тарсского, словом, плодом всего антиохийского прошлого, и для Востока - достославного прошлого. Надо было в споре вернуться назад, и вот не мог не возникнуть спор...
О Феодоре Мопсуестийском
Сначала он возник в Персидской, то есть восточной, части Армении. Западная часть часто подпадала под длительную греческую оккупацию. Армения упорно занята была переводами с греческого и сирского языков. Начало этому положил великий католикос Сахак и сотрудник его Месроб. Переводчики усердно переводили экзегетические и богословские труды Феодора Мопсуестийского. Но епископы Эдессы и Мелитипы оказались приверженцами Кирилла Александрийского в его ранней монофизитствующей фазе. С ними сошлись во вражде к Феодору Мопсуестийскому и здешние аполлинаристы. Словом, запылал вновь
Неизжитый, искусственно заглушенный христологический вопрос.
Выдвинулись на сцену новые незабываемые персонажи.
Прежде всего - знаменитый пресвитер Эдесский Ива (сир. Хиба или Ихиба). Со своим митрополитом Раввулой Ива был в Ефесе в 431 г. на стороне своего возглавителя Иоанна Антиохийского. Теперь, на радостях по поводу мира между Кириллом и Иоанном, Ива написал письмо к Маре, епископу Ардаширскому в Персии. Ардашир - это Селевкия в Персии. Ива радуется настоящему миру, но в прошлом подозревает Кирилла в аполлинарианстве, да и в Православии Нестория не уверен. Сам Ива «несторианином» не был. Но, как начальник и профессор богословской школы в Эдессе, он изучал «учителя учителей и толковника толковников» - Феодора Мопсуестийского и переводил его на сирский язык.
Эдесский епископ Раввула переменил фронт. Перешел в оппозицию Иоанну. Раввула убедился, что корень зла в Фео-доре Мопсуестийском. Старый, ослепший и ставший очень суровым Раввула решил произнести с церковной кафедры анафему на Феодора, на его сочинения, на всех его читателей и почитателей и даже на тех, кто не принесет сочинений Феодора на сожжение. Всех учителей и учеников Эдесской школы Раввула разогнал и торжественно известил о своей «победе» самого Кирилла. Когда Ива вскоре по смерти Раввулы сам стал митрополитом Эдесским, он снова восстановил школу и авторитет Феодора. Но монахи-аполлинаристы из Армении решили с этим бороться. Они сочиняли разные небылицы о самом Иве. Они сделали выписки из сочинений Феодора Мопсуестийского и послали депутацию в Константинополь к архиепископу Проклу, прося его произнести анафему на Феодора. Прокл написал по этому поводу целый трактат: « Τόμος πρὸς ἀρμενίους περὶ πίστεως ».
Предложенные ему выписки из Феодора Прокл осудил. Но в крайность не вдался. Константинопольский богослов создал очень совершенный трактат на христологическую тему, излагая кафолическое учение, примиряющее спорящие богословские школы. Прокл писал так: «Я исповедую одну ипостась Бога Слова воплощенного, ибо Один и Тот
же и претерпел страдания, и творил чудеса». Далее Прокл разбирает возражения: «Бог Слово есть Един от Святой Троицы. Святая Троица - бесстрастна. Следовательно, пострадавший - некто другой, а не Бог Слово». Прокл поясняет: «Мы исповедуем, что воплотился Бог Слово, Единый сый Святыя Троицы. Но, когда мы говорим, что Он пострадал, мы не говорим, что это по самому Божеству, так как божественная природа не подлежит никакому страданию».
Такова формулировка учения о личном (ипостасном) объединении Божества и человечества.
Но Прокл подчеркивает и неслиянность и неизменность двух природ, причем избегает крайностей: не употребляет ни антиохийского термина, «prТswpon», ни Кириллова « πρόσωπον ». Не употребляет и Кирилловского речения « μία φύσις τοῦ θεοῦ Λόγου σεσαρκωμέν ». « Μία ὑπόστοσις » для «восточных» было более приемлемо. Халкидонским Собором это исповедание было одобрено. Свой томос Прокл отправил к Иоанну с просьбой: 1) подтвердить; 2) осудить приложенный список мнений Феодора Мопсуестийского, однако тут по имени не названного; 3) укротить подчиненного Иоанну Раввулу Эдесского.
Кирилл вновь написал трактат против учителей Антио-хии, Феодора и Диодора, и считал нужным провозгласить осуждение Феодора. В своих письмах Кирилл выражался резко: «У Феодора были хульные уста и перо, достойное служить их выразителем; его догматические мерзости похуже Несториевых; Феодор не ученик Нестория, а его учитель». В Константинополе и даже в самой Антиохии подымались голоса, сочувствующие в этом деле Кириллу. Руководящим антиохийским богословам эти «приставания» были очень досадны. Это было нарушение мира и раздувание войны. «Восточные» соборно подписали «веру» Прокла, но осудить выдержки из Феодора Мопсуестийского с достоинством отказались. На Соборе епископы вместе с паствой восклицали: «Да умножится вера Феодора! Мы так же веруем, как и Феодор!» В ответах Проклу и Кириллу Собор писал, что анафема на Феодора равна была бы разрыву со всем церковным преданием, и не только местным, ибо выражения, сходные с Феодором, встречаются и у «за-
Падных» (Амвросия Медиоланского), у «восточных» (у Афанасия, Василия Великого, Григория Богослова, Григория Нисского, даже у Феофила Александрийского и у самого Кирилла). «Пусть нас сожгут живыми, но мы не похулим памяти Феодора».
Между тем монахи из Армении в Константинополе шумели, недовольны были и Кириллом, который ограничивался писанием против Феодора и в то же время держал связь с Иоанном (их начальником). Их единомышленники ходили по монастырям и требовали анафемы на Феодора Мопсуестийского. Иоанн даже испросил императорский указ против этой агитации. И сам Кирилл признавал, что за этой агитацией скрывается в Армении и Сирии старый аполлинаризм. А мы к этому теперь прибавим просто - новорожденное монофизитство.
Сидевший в это время в ссылке друг Нестория комит Ириней занят был собиранием материалов против врагов и составил обширную работу под заглавием «Трагедия». Прежде по недоразумению приписывали ее самому Несторию. Оригинал потерян. Сохранились только выписки из нее на латинском языке, сделанные уже по смерти императора Юстиниана (565 г.) каким-то латинским клириком, защитником «Трех Глав», под заглавием «Синодикон». А Несториева «Трагедия» полностью потеряна (истреблена).
* * *
Архиепископ Прокл в Константинополе, не предвидя дальнейших потрясений, добился от императорского правительства прекратить в столице последние остатки бывших разделений из-за личности Иоанна Златоуста и присоединить оставшихся «иоаннитов» путем торжественного чествования златословесного учителя Церкви. Его мощи еще покоились в закавказском захолустье, в Команах, в сельской церковке. Они были привезены в Константинополь и 27 января 438 г. с торжеством, при иллюминации Босфора, положены в храм святых Апостолов рядом с другими иерархами Константинополя. Сын Аркадия и Евдоксии Феодосий II шел впереди процессии и склонился пред гробом изгнанника, прося прощения за грех своих родителей.
Монофизитство
«Мир, мир! А мира нет!» Эти слова пророка Иеремии очень подходят к годам после «мирного договора 433 г.» Иоанна с Кириллом.
Вопрос проник в «низы», и те начали «контроль» своих владык. Клирики начали ездить в Константинополь с жалобами на неправославие своих епископов. Бродившие и неорганизованные монахи были большой и беспокойной агитационной силой. Восточные епископы все время чувствовали себя подозреваемыми в неправославии. Хотя Кирилл соблюдал условия мира и не позволял разнуздываться «низам», но он сам все-таки давал поводы думать, что в любую минуту он потребует от «восточных» анафемы на Феодора и Диодора. Едва Иоанн Антиохийский умер в 441 г., как Кирилл пишет к его преемнику и племяннику Домну уже резкие письма. Когда вскоре в 444 г. и сам Кирилл скончался, на «Востоке» встретили эту смерть вздохом облегчения. Циркулировало письмо, надписанное именем блаженного Феодорита Киррского: «Наконец-то, наконец-то умер этот злой человек! Его уход обрадует живых и огорчит мертвых. Надо опасаться, чтобы, тяготясь им, они не прислали нам его обратно. Не надо ли придавить его могилу камнем потяжелее, чтобы нам вновь его не увидать...» Свидетельство весьма натянутого мира. Кириллом были недовольны и в самой Александрии. И его дядя Феофил, и он правили оба в общей сложности около шестидесяти лет, все время ведя войну с Константинополем, тратя на это огромные средства. Не осталось незамеченным и обогащение родственников Кирилла. Его преемник, архидиакон Диоскор, должен был принять во внимание эти основательные жалобы, сократить эту роскошь, за что и прослыл гонителем родни Кирилла.
Но «восточные» напрасно радовались. Им пришлось пожалеть о Кирилле, который своим авторитетом сдерживал в Александрии поднимавшуюся вражду к ним. Диоскор, напротив, «поставил ставку» на это низовое народное течение, развивавшее до всех крайностей учение Кирилла. И, как человек узкий, страстный и беспощадный, он был желанным орудием той - нужно признать - стихийной ре-
Акции, которая вскрылась в монашеской среде и в семитских и кушитских народностях империи против так называемого несторианства, то есть против Антиохийской школы. Понятно, что в семитской религиозной психологии оказалась специфически благоприятная почва для отвержения человеческой природы в Иисусе Христе. Антиохийская школа, отразившая в своих философских тенденциях аристотелизм и семитскую остроту полярности Бога и мира, сложилась в религиозную философию, привлекающую души, позитивно настроенные и в религиозной жизни. Александрия с ее платонизмом привлекала души народностей, чуждых какому бы то ни было позитивизму и склонных к мистическому благочестию. Антиохийская школа, по аналогии с нашей современностью, сложилась в мировоззрение, приемлемое для рационализирующей интеллигенции. Монофизитский же отрыв от космической реальности и полет религиозного чувства в спиритуалистическую небесную даль показался более привлекательным для широких и разнообразных народных масс. Поэтому для Церк-ви борьба с Несторием не потребовала и 20 лет, а борьба с монофизитством заняла двести лет и даже вынудила Церковь к некоторым компромиссам. Несторианство увело из Церкви сотни тысяч ее приверженцев, а монофизитство - миллионы. Сирийцы, армяне, копты, эфиопы разорвали на этой почве свою духовную и политическую связь с империей и тем подготовили более легкую добычу арабам-завоевателям.
* * *
Новый «фараон» Александрийской Церкви, Диоскор, мечтая прослыть эллином, инстинктивно пошел за спиритуалистической ересью инородческих, не эллинских, восточных масс. Путь для этого был проложен его великим предшественником. Пафос монофизитского богословия у Диоскора подкреплялся и всеми традиционными александрийскими страстями в борьбе с Константинополем. Конечно, он не признавал канона II Вселенского Собора о втором месте для Константинопольского епископа, считая, что второе место принадлежит Александрии и что правило это направлено не столько против Рима, сколько против Александрии.
У Диоскора сразу пошли нелады и с Константинополем, и с Антиохией.
Кроме официального возглавителя церковного «Востока» антиохийского архиепископа Домна и упомянутого уже Ивы Эдесского, сочинения которого не были широко известны, корифеем восточной богословской школы в данный момент был блаженный Феодорит, епископ Киррский. Наследник эрудиции Диодора и Феодора, Феодорит, писавший главным образом после вспышки несторианского спора, умел выбирать у своих учителей только здоровые элементы богословия. А в чем не хотел сближать антиохийское богословие с александрийскими формулами, брал нужное у западных римских богословов.
Так Феодорит подготовлял кафолическую реабилитацию школьной антиохийской традиции. Эрудиция и красноречие были опорой. Уроженец Антиохии и питомец ее школы, он не ограничивался своей епархией, но подолгу работал в самой Антииохии. Он обратил к Церкви более 10 000 маркионитов. Писал утешительные письма к гонимым в Персии христианам. В юности он вел монашескую жизнь; монахи были его друзьями и часто слушались его. Для Домна Феодорит был советником и опорой.
По смерти Кирилла на Востоке наступило некоторое успокоение. Признаком его может служить появление ссыльного комита Иринея в роли митрополита Тирского. Император с ним примирился. Домн и другие епископы уверились в его Православиии, хотя он был второбрачным, его поставили в епископы с согласия Прокла Константинопольского.
Казалось, что и в Константинополе все умиротворяется, хотя там и происходили личные перемены. Прокл умер в 446 г. Его сменил пресвитер Флавиан, человек умеренный, чуждый односторонних школьных пристрастий, скорее более близкий, чем Прокл, к формулам антиохийцев. Диоскору поэтому он был сугубо неприятен.
При дворе императора Феодосия II его сестра Пульхерия уже не пользовалась прежним влиянием. С своей женой императрицей Евдокией Феодосий II был в ссоре. Она жила теперь отдельно в Иерусалиме. Она была дочерью афинского профессора риторики и крестилась только перед браком с Феодосием II. В силе при дворе был главный камергер
Хрисафий. С ним рядом стоял его крестный отец монах Евтихий, вождь значительной группы монахов, державший связь с Александрией и Египтом. Императорский двор вообще шел в ногу с епископами Константинополя. Но Диоскор, унаследовавший претензии и смелость своих предшественников, сговорился с Хрисафием и Евтихием отвлечь двор от влияний епископов и Константинопольского, и Римского и подчинить своим - александрийским.
Войну открыл не Диоскор.
Евтихий издавна был известен как поборник Кирилла. Но он не ограничивался формулами двенадцати анафематизмов. Он решительно отрицал единосущность человечества Христа нашему человечеству.
Будучи по смерти Далматия главой Константинопольского монашества, Евтихий, как духовный отец первого временщика Хрисафия, посягал на многое, и много глаз было устремлено на него. И армянские монахи, и «восточные» аполлинаристы, были в переписке с ним. Вместе с Уранием, епископом Имерии в Осроене, он вел борьбу против богословия Ивы Эдесского. Антиохийский монах Максим, воевавший при покойном Иоанне против Феодорита и Домна, был другом Евтихия. Пустынник Варсума, воевавший против Домна, все ссоры затевал по согласованию с Евтихием.
Фигура Евтихия вырастала во всеимперскую («экуменическую») величину. «Восточные» попробовали его атаковать. Домн первый написал императору об Евтихии как о аполлинаристе. В 447 г. Феодорит опубликовал свой «Эранист» («Коллекционер») - диалог, изобличающий учение Евтихия, не называя имени последнего. В трех частях диалога - Непреложный, Неслиянный, Бесстрастный (Ἄ τρεπτος , Ἀ σύγχυτος , Ἀ παθής ) - Феодорит обличал три заблуждения: об изменяемости Бога, о слиянии природ и о страдании Бога. С большим количеством цитат из святых отцов.
Но Домн и все «восточные» переоценили свои силы. Закулисный Евтихий их победил. И притом неожиданно и уничтожающе. 16 февраля 448 г. появился императорский рескрипт о делах веры. В нем было возобновлено осуждение сочинений Порфирия и Нестория (какое сопоставление!). Затем осуждаются все вероизложения (!), кроме 1) Ни-
Кейского ороса, 2) Ефесского ороса и 3) «блаженной памяти епископа Кирилла» (12 анафематизмов). Приверженцы Нестория подлежат отлучению и низложению. Иринею, «неизвестно каким образом возведенному на епископию Тир-скую», приказано покинуть епископию и надеть мир-ское платье (!). Без иерархов император низлагает епископа. Вероопределение 433 г., то есть, в сущности, орос Ефесского Собора 431 г., отвергается! Двенадцать анафематизмов уравниваются с постановлениями Вселенских Соборов. Таких вещей в области веры не дерзал еще делать ни один из преж-них императоров.
Посыпались террористические приказы верховной власти. Блаженный Феодорит получил от двора приказ выехать из Антиохии и водвориться в своем маленьком Кирросе. Без согласия архиепископа Домна на Тирскую кафедру был поставлен Фотий, бывший в свое время кандидатом на Константинопольскую кафедру. Против Ивы Эдесского его же клирики, враги его богословия, затевают в Константинополе судебный процесс. Евтихий пишет папе Льву, что несторианство возрождается на Востоке. Папа откликается немедленно, но в общих выражениях, чувствуя только, что на Востоке опять смута.
Положение Флавиана было очень щекотливым. Сам он, вероятно, так и не решился бы подымать опять опасный для мира спор. Но пылкий человек, епископ Дорилейский Евсевий, поставил вопрос на формальную судебную линию и вынудил Флавиана вызвать Евтихия на судилище. Евсевий-юрист умел вести процесс. Еще будучи светским чиновником, он прервал в церкви проповедь Нестория и принялся ее опровергать. За усердие к вере он поставлен был епископом. А теперь нерешительность Флавиана он преодолел требованием формального суда по важности вопроса, ибо дело идет о вере.
8 ноября 448 г. в Константинополе собрался обычный «синодос эндимуса». Своих епископов у Константинополя не было, собравшиеся были из разных областей. Евсевий заявил этому синоду, что он имеет доказательства, что Евтихий, по меньшей мере в прошлом, держался еретических мыслей. Это открытое восстание на временщика испугало многих. Евсевию уже грозили ссылкой в оазис за клевету. Евтихий отказался
Немедленно явиться в синод по принципиальному обету - «пребывать в затворе, как в гробе». Ему дана была отсрочка до 22 ноября. Пошла молва, что Флавиан начал гонение на монахов. Евтихий ссылался на болезнь. Но наконец 22 ноября явился в синод, но, так сказать, «вооруженным»: под охраной полиции и высокого сановника Флорентия, в сопровождении толпы монахов. Флорентий взял с отцов синода подписку, что Евтихий будет свободно отпущен, какое бы постановление о нем ни было принято.
Евтихий был очень уклончив в ответах. Однако признавал, что Христос «из двух естеств». Запротоколированы такие его выражения: «До сего дня я не говорил, что тело Господа и Бога Нашего единосущно нам, но я признаю, что Святая Дева единосущна нам».
«Тело Бога я не называл телом человека, но я признавал, что тело есть нечто человеческое».
«До настоящего часа я боялся говорить это. Но так как теперь это сказано вашим святейшеством, то говорю и я». «Я исповедую, что Господь наш был из двух естеств до соединения. А после соединения я исповедую единую природу».
Таким образом, Евтихий согласился признать «единосущность» Иисуса Христа с нами лишь по человечеству, но остался на позиции «одной природы» по соединении (хотя и из двух).
Евтихий отказался анафематствовать «миа фисис - μία φύσις », ибо и у Кирилла, и у Афанасия он находил эту формулу. Поэтому он искренне заявил: «Горе мне, если я анафематствую это, ибо этим я анафематствовал бы моих отцов».
Заседание сделалось бурным. Евтихия увещевали и епископы, и даже сам сенатор Флорентий. К нашему сожалению, не удовлетворена была просьба Евтихия выслушать те места из текстов Кирилла и Афанасия, которые смущали его совесть. Невыясненность вопроса об аполлинаристских подделках создавала весьма фальшивое положение для православной стороны. Это искренно путало совесть монофизитствующих. Евтихий был искренно убежденный монофизит. Вскоре, на Халкидонском Соборе, он пояснял: «Ведь дело идет о моей душе. Я отвечаю Богу и здесь, и в будущей жизни». Собор постановил, что учение Евтихия сродно с
Аполлинарианством. Евтихий лишается сана, звания архимандрита, и общение с ним воспрещается.
Приговор очень решительный. До сего момента не было еще никакого связующего соборного постановления об отвержении для православных монофизитских формул и ограждения от них другими, соборно выработанными дифизитскими формулами. Вероопределение 433 г. было все-таки еще столь общим, что не мешало Кириллу по-прежнему употреблять «миа фисис». Согласительные толкования смягчали напряжение неясности. И сам Кирилл расценивался различно. Для Флавиана и для Рима существовал один Кирилл - «дипломатический», а для Евтихия и для всего Егип--та - другой, Кирилл двенадцати анафематизмов. Православным было очень трудно бить по таким ученикам Кирилла, как Евтихий, не задевая его самого. Обвиняя Нестория, доходили до его корней в Феодоре Мопсуестийском. Новоявленный исповедник «миа фисис» не мог не опираться на слововыражения Кирилла, а вместе с Кириллом и на мнимых великих отеческих авторитетов, таких как Григорий Чудотворец, папы Феликс и Юлий и сам Афанасий. Ведь лишь в следующем столетии Леонтий Византийский («Contra fraudes Apollinaristarum») дал основу для критики этого скандального и несчастного подлога. На III Вселенском Ефесском Соборе эти подделки читались Кириллом и слушались легатами папы как предание Церкви. Евтихий имел право с уверенностью ссылаться на это богословие.
Но Евтихий шел все-таки дальше всех своих авторитетов. Он договорился до формулы, что Иисус Христос «неединосущный нам», то есть чужд человечеству. Даже монофизиты впоследствии анафематствовали такую формулу. Во время споров Евтихий говорил: «Если мне мои отцы из Рима и Александрии прикажут утверждать “две природы”, я готов». Но данное заседание было закрытым, и Евтихий тут же заявил Флорентию о своей формальной апелляции Соборам в Риме, Александрии, Иерусалиме и Фессалонике. Антиохия намеренно пропускалась. Архимандриты константинопольских монастырей поставили свои подписи под соборным определением. В своем монастыре Евтихий заявил о протесте против данного Собора и вывесил афиши в Константинополе.
Антиохийский Восток несколько поднял голову, оживился и смело продвинул искусственный процесс, выдвинутый в столице против Ивы Эдесского. Константинополь наконец передал это дело третейскому суду из трех восточных епископов: Евстафия Ипритского, Фотия, нового митрополита Тирского, и Урания Имерийского. Свидетели клирики оправдали Иву, и Ива вернулся на свое место к Пасхе 449 г.
Радость «восточных» по поводу акта Константинополь-ского Собора выразил Феодорит в письме к Евсевию Анкирскому: «Господь приник с Небес и Сам изобличил тех, которые сплели на нас клевету, и обнаружил их нечестивое мудрование». Но силу Евтихия там недооценивали. Диоскор и Хрисафий были его сторонниками. И когда и Флавиан, и протестующий Евтихий написали, конечно, отдельно, об акте осуждения Евтихия синодом 448 г. в Рим, письмо Евтихия было доставлено в Рим раньше, да еще с поддержкой какого-то письма от самого императора (!).
Но за 20 лет новых споров в Риме в них решили углубиться. Уже просто одна информация Мария Меркатора была недостаточна. Ученик блаженного Августина Проспер Аквитанский изучил вопрос о воплощении Бога Слова, и сам папа Лев подготовился к вопросу. Его уже не удовлетворяла примиренческая формула Константинопольского синода. Он спрашивал: «Что разумеют, исповедуя две природы до соединения и одну - после? Как раз наоборот: до соединения - одна природа Божества; после соединения - природа божественная и человеческая, соединенные без смешения».
При дворе влияние Евтихия сохранялось, и он (как в свое время Несторий) желал Вселенского Собора, рассчитывая на победу. К Флавиану между тем создалось отношение подозрительное. Император в начале 449 г. даже унизил его требованием исповедания веры. Флавиан покорился и такое исповедание написал: «Исповедуя Христа в двух естествах после воплощения Его от Святой Девы и вочеловечения, мы исповедуем в одной ипостаси и одном Лице Одного Христа, Одного Сына, Одного Господа. И не отрицаем (?!), что единая природа Бога Слова воплощенная и вочеловечившаяся (μία φύσις τοῦ Θεοῦ Λόγου σεσαρκωμένη καὶ ἐ νανθρωπή -
σασα ) ибо из двух естеств Один и Тот же Господь Наш Иисус Христос... И прежде всех анафематствуем нечестивого Нестория».
Вставка в это здравое «двуприродное» исповедание ослабляющей оговорки, инородной и воистину монофизитской формулы «мы не отрицаем миа фисис - единая природа» и т. д. есть воистину жалостное зрелище. Как будто здравый и православно мыслящий иерарх, закованный в кандалы, вынуждается терроризирующей властью произнести ложь вместо истины. Если иерархия еще не раскрыла и не преодолела этой лжи, то что же требовать от невежественных египетских и прочих низов, вцепившихся в это милое их сердцу знамя?
Ефесский Вселенский Собор 449 г.
(«Разбойничий» - «Latrocinium Ephesinum»)
30 марта 449 г. император подписал указ о созыве Вселенского Собора. И явно обозначена его цель в благоприятном для Евтихия и Диоскора направлении: с корнем вырвать ересь... Нестория (!). Искусственная тема - как бы о прошлогоднем снеге. Вот иллюстрация частого непонимания правящими современниками того, куда идут события. На самом деле Церковь захватывалась монофизитами, а для отвода близоруких глаз кричали, что грозит несторианство.
Сообразно с такой «противонесторианской» целью Собора, блаженный Феодорит предупреждается, чтобы он не вздумал поехать на Собор: его не приглашают. Напротив, его фанатический противник, архимандрит Варсума, специально вызывается. Диоскор прямо назначается председателем с опорой на особую комиссию (по-нашему - «президиум») из Ювеналия Иерусалимского, Фалассия Кесарие-Каппадокийского и еще трех епископов. Что же удивительного, что так подготовленный Собор Диоскора получил прозвище «разбойничьего».
Собор был назначен в Ефесе на 1 августа 449 г. А перед тем весной (апрель, 8-27) Евтихий добился официальной ревизии актов бывшего ноябрьского Собора в Константинополе 448 г. под предлогом, что в протокол внесена какая-то подделка. Ничего не было найдено, но один чиновник
Показал, что он видел заранее написанное осуждение Евтихия еще до появления его на суд. Но канцелярский проект постановления суда есть просто техническая неизбежность, и неподписанная бумага не есть документ.
В Эдессу послана была инструкция вновь нажать на Иву, Губернатор Осроены начал допрос. Выслушав только враждебную Иве сторону, он на этом основании лишил Иву свободы и запер в тюрьму.
Папа Лев получил 12 мая приглашение на Собор. Сам он и не думал двигаться. Аттила был у ворот Рима. А кроме того, папа и не предвидел важности дела. Он послал легатов с письмами к императору, к Флавиану, к Собору и к монахам Константинополя. Из них к Флавиану было самое важное. Это - знаменитый томос папы Льва. Все его значение вскрылось впоследствии. Это изложение учения о боговоплощении в терминах очень простых и в то же время довольно точных: две полные природы, способные каждая в своей области к действию, но в единстве одного лица. Вот некоторые из его положений.
«Неполезно для спасения и одинаково опасно признавать к Иисусе Христе или только Бога без человека, или только человека без Бога».
«Для нашего искупления нужно было, чтобы один и тот же посредник между Богом и человеком, человек Иисус Христос, с одной стороны, и мог бы умереть, а с другой - не мог бы...
Ибо каждая природа в общении с другой производит то,чтоей свойственно.
А именно: Слово производит то, что свойственно Слову, и плоть следует тому, что свойственно плоти.
Еще и еще повторяю: один и тот же истинно Сын Божий и истинно Сын Человеческий...
Ибо хотя в Господе Иисусе Христе - Боге и Человеке - Одно Лицо, однако иное есть то, откуда происходит в том и Другом общее уничижение, и иное есть то, откуда происходит общая слава.
Итак, в силу этого единства Лица, познаваемого в той и другой природе, и говорится, с одной стороны, что Сын Человеческий сошел с неба, тогда как (собственно) Сын Божий воспринял плоть от Той Девы, от Которой Он ро-
Дился, и, с другой стороны, можно сказать, что Сын Божий распят и погребен, хотя и распятие и погребение претерпел Он не в Божестве самом, по которому Единородный совечен Отцу и Единосущен, но в немощи нашей природы».
Особые достоинства папского послания составляет равномерность логических ударений на обеих сторонах догмата воплощении (против чего грешили обе школы, и Александрийская и Антиохийская) и его необыкновенное ораторское и литературное искусство, богатство синонимических глаголов, рисующих действие двух природ.
Томос папы Льва был осуждением не только Евтихия, но и александрийского богословия в вопросе христологическом. Как и решение Константинопольского Собора 448 г., томос совпадает с антиохийским исповеданием 433 г. Но он превосходит последнее как художественное выполнение верного и, однако, сухого еще плана 433 г.
Не опасаясь никаких крайностей, папа Лев гармониче-ски сочетал лучшие результаты александрийского и антиохий-ского богословий.
По догматической терминологии и формулам томос не дал ничего нового. Да и несовершенства латинского языка невольно притупляли точное звучание богословских понятий. Например: не «ипостась», а только «персона», не «природа - фисис», а только «форма» - термин не точно философский, а только разговорный.
Но достижение письма папы состоит как бы в догматической картине, художественно передающей идеи. Таковы у нас литургические, песенные формулировки догматов. До-стоинство томоса было еще в «гордой» независимости папы Льва от давления двора. Феодосий II, начавший с поддерж-ки Нестория, кончил безоглядной верой в Диоскора и терроризировал уклончивого Флавиана, так что Флавиан допустил неверное выражение на Соборе 448 г., «миа фисис»... Папа Лев во всем «режет напрямик», утешая сердца, запуганные государственной властью.
Легатов папа послал не очень удачных. Юлий, епископ Путеольский, был стар. Пресвитер Ренат умер в пути. Третий легат был молодой Илар в сане диакона. Он мог бы действовать хорошо, если бы был полномочным. Но под
Епископами он терял возможность полной свободы действий. Легаты встали на сторону Флавиана. Несмотря на то что папа просил в письмах быть снисходительными к Евтихию, «если он откажется от своих заблуждений», Евтихий злоязычил, будто легаты готовы за угощение Флавиана продавать Православие. Евтихий действовал; легаты были разделены на Соборе: Юлий, не знавший греческого языка, сидел с епископами, а Илар, знавший по-гречески, далеко от него, с пресвитерами и диаконами.
Диоскор (как в свое время и Кирилл) прибыл с двадцатью епископами и большой свитой параваланов. Ему же на подмогу прибыл и Варсума с большой толпою монахов из Сирии и Месопотамии. Не понимая по-гречески, они походили на иноплеменников, приводимых в качестве наемных телохранителей. И сам император снабдил Диоскора прямой военной охраной, окружившей кафедральную церковь, где происходил в 431 г. Ефесский Собор.
С Ювеналием из Палестины прибыли пятнадцать епископов. Из Сирии (Антиохийской) было приблизительно столько же, но без Феодорита и Ивы и из «оппозиции» Домну. Таким образом, Собор был «подобранным». И, хотя легаты в письмах привезли, в сущности, осуждение Евтихия, но инструкции из Константинополя предрешали все в другую сторону. Императорские чиновники - комит Елпидий и трибун Евлогий - кроме наблюдения за внеш-ним порядком имели общую инструкцию, смысл которой сводился к оправданию Евтихия и низложению Флавиана и других епископов, подозрительных «по несторианству». Все бывшие участники Собора Флавиана 448 г.не получили права голоса. Таким образом, около сорока двух епископов присутствовали тут только зрителями, в качестве подсудимых.
Диоскор собрал первое заседание 8 августа. Оно открылось чтением императорских писем. После прочтения первого письма легат папы епископ Юлий встал и заявил, что теперь и он обязан прочесть послание папы. Диоскор прервал и успокоил его, что для этого будет подходящий момент. После этого Юлий не раз и не два подымался и заявлял о необходимости прочтения папского послания. Но его латинская речь буквально затаптывалась и отговорка-
ми и жестами Диоскора. Так голос папы и не раздался. По смыслу императорского письма, вопрос веры, предлагаемый на обсуждение данного Собора, сводится не к формулировке догмата, а только к вопросу ревизионно-каноническому: правильно ли было на Соборе 448 г. осуждение Евтихия?
Поэтому прежде всего ввели на Собор Евтихия, выслушали его жалобу и его исповедание веры, а затем прочитали акты ноябрьского Собора Флавиана. Флавиан просил привести Евсевия Дорилейского, ибо не он, Флавиан, а Евсевий поднял и формулировал обвинение на Евтихия. Но комит Елпидий заявил, что это недопустимо. Император не дозволил присутствовать здесь деятелям Собора 448 г. На самом деле Евсевий сидел под арестом. Да и сам Флавиан считался в ряду подсудимых, ревизуемых этим Собором, и еще не имел права голоса.
Когда при чтении актов Собора 448 г. прочитывалось требование к Евтихию, чтобы он признал «две природы», взвинченные параваланы и монахи Варсумы кричали: «На костер Евсевия, сжечь его живьем! Рассечь надвое разделяющих Христа надвое!»
Исповедание Евтихия «две природы до соединения и одна после соединения» получило одобрение Собора. «Так и мы веруем», - заявил Диоскор. Евтихий был объявлен православным, восстановлен в сане. Его монахи освобождены от наказаний, наложенных Флавианом. Были робкие возражения и до заседания, и во время заседания. Но Диоскор обрывал их заносчиво и с угрозами низложения и ссылки, а из его окружения слышались просто крики: «Утопить в море всех несогласных!»
После ликвидации постановлений Собора 448 г. очередь дошла до самих судей. Была придумана некая логическая ловушка. Диоскор велел прочитать выдержки из актов Ефесского Собора 431 г., где запрещено, под угрозой низложения, составлять и употреблять новую формулу веры, отличную от Никейской. Диоскор допросил: все ли с этим согласны? Никто не возразил, но римский делегат в этот момент почувствовал беспокойство и просил дать ему возможность сделать заявление. Диоскор учуял грозящее ему в процессе обсуждения осложнение и с торопливостью заявил,
что сначала он сам договорит до конца свое слово, а именно, что Флавиан и Евсевий нарушили указанное правило Вселенского Ефесского Собора, занялись новыми вопросами, исканием новых формул и потому, как нарушители этой Никейской и Ефесской нормы вероучения, должны быть низложены. Такая насильническая ускоренность судоговорения взорвала Флавиана. И он формально заявил: «Я отвергаю твой суд». За Флавианом вскипел сидевший в задних рядах римский делегат диакон Илар и закричал: «Contra-dicitur!» Эти заявления и восклицания имели формальную силу апелляции к какой-то высшей инстанции. Их нельзя было замолчать и просто аннулировать. Началось смущение и движение. Некоторые митрополиты кинулись к Диоскору, хватали его за колена и умоляли так не действовать. Диоскор разыграл сцену, якобы ему угрожают, насилуют его как председателя. Он крикнул: «Где комиты? Подать стражу!» Комиты явились и открыли двери для стражи.
Церковь наполнилась вооруженной полицией с наручниками для арестуемых. За стражей влилась толпа параваланов, монахов, матросов и просто людей с улицы. Епископы были подавлены, некоторые стали прятаться под скамьи. Флавиан пытался укрыться в алтаре. Солдаты потащили его, подозревая в нем (а может быть, по какому-то указанию) одного из виновников беспорядка. Произошла общая толкотня. Враги кричали Флавиану: «Смерть ему!» Свои клирики едва высвободили его. Что Диоскор сам бил Флавиана и оттого Флавиан и умер на третий день - это сказка. Флавиан, обойдя бдительность стражи, написал формальную апелляцию папе, которая и была вручена легатам.
Между тем Диоскор после волны шума поставил на очередь - голосовать осуждение Флавиана и Евсевия Дорилейского. Базилика была заперта, выход воспрещен. Диоскор потребовал, чтобы приговор безотлагательно был подписан. Подписи не могли уместиться на одном листе, и естественно, что они собирались и на белых листах. Чиновники Александрийского епископа собирали подписи под ворчание сочувствующей им толпы монахов и солдат. И... подписались все (!!!), вплоть до Домна Антиохийского!..
Однако Домн послал рапорт императору, и пятнадцать дней прошли без заседаний. Показательно, что римские легаты не поддались панике и не дали подписей. Тронуть их не посмели.
О дальнейших заседаниях сохранился лишь текст актов в сирском переводе, ставший науке известным лишь с 1873 г. Заседание 22 августа было открыто в отсутствие Флавиана, Евсевия и римских легатов, отказавшихся впредь встречаться с Диоскором. Домн Антиохийский отсутствовал по болезни. Диоскор чувствовал себя уже победителем, выигравшим генеральное сражение. Он полагал, что остается только отрицательная задача - осуждение ереси и низложение ее по-следователей. Собор сознавал себя сокрушителем несторианства. За эту именно ересь Собор теперь низложил Иву Эдесского и племянника Ивы, Даниила - епископа Харранского. Затем Иринея Тирского и поставленного Иринеем Акилина - епископа Библосского. Феодорит Киррский, конечно, также был низложен. Надломившемуся Домну Антиохийскому давали на подпись все эти противоантиохийские постановления, и он имел малодушие их подписать (!). Прежде такое сокрушение личности казалось нам непонятным, почти невероятным. Но после духовно страшного опытаXXстолетия мы свои сомнения откладываем. Безмерность картины сокрушения личности на этом Диоскоровом, якобы «вселенском», Соборе доведена до геркулесовых столбов. После малодушного подписания Домном осуждения всех своих антиохийских собратьев он сам был выброшен, как выжатый лимон. Как бы издеваясь над его трусостью и предательством своих собратьев, Диоскор в заключение соборно низложил и его самого.
В заключение торжественно приняты были двенадцать анафематизмов Кирилла. Покойный Кирилл отрывался от своего соглашения с антиохийцами 433 г. и превращался в монофизита. Диоскор, Евтихий, Варсума и приставший к ним Ювеналий Иерусалимский громко прославляли память омонофизиченного ими Кирилла.
Император Феодосий II утвердил эти деяния в уверенности, что только теперь несторианство окончательно сокрушено.Отепископов даже были взяты подписки, что новых догматических вопросов они возбуждать не будут.
Флавиан, Евсевий и Феодорит написали апелляции к папе. Открытые в 1873 г. апелляции Флавиана и Евсевия напечатаны только в 1882 г. Чтобы помешать переправке апелляций в Рим, полиция не выпускала легатов из Малой Азии. Пришлось действовать конспиративно. Илар ухитрился сбежать и привезти в Рим и апелляцию Флавиана, и осведомление о неслыханном Соборе. Два клирика Евсевия Дорилейского доставили в Рим текст его апелляции. Вскоре туда прибыл и сам Евсевий. Апелляцию от Феодорита привезли к папе его пресвитеры. Немедленно папа Лев созвал в Рим немало епископов и возвысил голос против ефесских насилий. Из Рима адресованы письма: к императору Феодосию II, к его сестре Пульхерии, к архиепископу Флавиану, к духовенству и монашеству Константинополя. Всю вину папа возлагал на самоуправство Диоскора, отвергал все постановления его Собора и призывал к новому Собору в Италии, который должен был исправить все происшедшее насилие. В это время двор западного императора из Равенны переехал в Рим. Папа побудил императора Валентиниана III, его мать Галлу-Плакиду и супругу его Евдокию написать в Константинополь и поддержку протеста папы. Феодосий II немедля ответил, что папа обеспокоен напрасно. Все обстоит благополучно: «возмутители», Флавиан и др., устранены, мир церковный восстановлен и вера укреплена. Это было «полицейское» благополучие и искренняя вера в него слепой государственной власти. Постановления Собора просто приводились в исполнение. Флавиан Константинопольский под надзором евнуха Сатурнина отправлен в ссылку. В дороге от пережитых потрясений он скончался. Духовным убийцей Флавиана считать Диоскора можно, но полное молчание в письмах самого Флавиана о будто бы физических побоях со стороны самого Диоскора заставляет нас воздержаться от повторения этих преувеличений у некоторых греческих писателей.
Домн Антиохийский ушел в монастырь близ Иерусалима, из которого и вышел. Епископом Антиохийским сделали Максима, диакона из оппозиции к Иоанну. Ива посажен в заключение, Феодорит - в монастырь около Апамеи. Константинопольская кафедра была замещена близким к Диос-
кору апокрисарием Александрийской Церкви Анатолием. Диоскор сам и рукополагал его, а затем известил об этом поставлении и папу Льва, ища его согласия. Лев ответил, что он согласен, если Анатолий и другие поставляемые епископы примут вместе с письмом Кирилла к Несторию и его - Льва - томос. Лев послал с этим посланием в Константинополь целую депутацию из двух епископов и двух пресвитеров.
Страница сгенерирована за 0.05 секунд!
Третий Вселенский Собор.
К концу 4-го века, после борьбы с разного рода еретиками, Церковь полностью раскрыла учение о Лице Господа Иисуса Христа, подтвердив, что Он есть Бог и вместе человек. Но люди науки не удовлетворялись положительным учением Церкви; в учении о богочеловечестве Иисуса Христа они находили пункт, не уясненный для разума. Это вопрос об образе соединения в Лице Иисуса Христа Божественной и человеческой природы и взаимном отношении той и другой. Вопрос этот в конце 4 и начале 5 в. занимал Антиохийских богословов, которые и приняли на себя задачу разъяснить его научно, путем разума. Но так как они придавали соображением разума большее значение, чем следовало, то, при выяснении этого вопроса, так же как и в прежних разъяснениях, не обошлись без ересей, волновавших Церковь в 5, 6 и даже 7 веках.
Ересь Нестория была первой из ересей, развивавшихся в Церкви при научном разъяснении вопроса об образе соединения в Лице Иисуса Христа Божественной и человеческой природы и их взаимном отношении. Она, подобно ереси Ария, вышла из Антиохийского училища, не допускавшего таинственности в понимании догматов веры. Богословам Антиохийского училища казалось непонятным и даже невозможным учение о соединении двух природ Божественной и человеческой, ограниченной и неограниченной, в одно Лицо Бога-человека Иисуса Христа. Желая дать этому учению разумное и понятное объяснение, они пришли к еретическим мыслям. Диодор, епископ Тарсийский (ум. 394 г.), прежде Антиохийский пресвитер и учитель училища, первый развил такого рода мысли. Он написал в опровержение Аполлинария сочинение, в котором доказывал, что в Иисусе Христе человеческая природа как до соединения, так и после соединения с Божественной, была полная и самостоятельная. Но, определяя образ соединения двух полных природ, он затруднялся (вследствие воззрений Антиохийской школы на догматы) сказать, что человеческая и Божественная природа составили единое Лицо Иисуса, и потому разграничил их между собой то того, что между ними не было полного и существенного объединения. Он учил, что совершенный прежде веков Сын воспринял совершенное от Давида, что Бог Слово обитал в рожденном от семени Давидова, как в храме, и что от Девы Марии родился человек, а не Бог Слово, ибо смертное рождает смертное по естеству. Отсюда, по Диодору, Иисус Христос был простой человек, в котором обитало Божество, или который носил в себе Божество.
Ученик Диодора, Феодор, епископ Мопсуетский (ум. 429 г.), развил эту мысль еще полнее. Он резко отличал в Иисусе Христе человеческую личность от Божественной. Существенное соединение Бога-Слова с человеком Иисусом в одно лицо, по его понятию, было бы ограничением Божества, потому оно и невозможно. Между ними возможно только внешнее единение, соприкосновение одного с другим. Это соприкосновение Феодор раскрывал таким образом: человек Иисус родился от Марии, как и все люди естественно, со всеми человеческими страстями и недостатками. Бог-Слово, предвидя, что Он выдержит борьбу со всеми страстями и над ними восторжествует, захотел через Него спасти человеческий род, и для этого, еще с момента зачатия Его, соединился с Ним Своей благодатью. Благодать Бога-Слова, почившая на человеке Иисусе, освящала и укрепляла Его силы и по Его рождении, так что Он, вступив в жизнь, начал борьбу со страстями тела и души, уничтожил грех во плоти и истребил его похоти. За такую добродетельную жизнь человек-Иисус удостоен быть усыновлен от Бога: именно со времени крещения Он признан был Сыном Божиим. Когда затем Иисус победил все дьявольские искушения в пустыне и достиг жизни совершеннейшей, Бог-Слово излил на Него дары Св. Духа в несравненно высшей степени, чем на пророков, апостолов и святых, например, он сообщил Ему высшее ведение. Наконец, во время страданий человек-Иисус выдержал последнюю борьбу с человеческими немощами и был удостоен за это божественного ведения и божественной святости. Теперь, Бог-Слово соединился с человеком-Иисусом теснейшим образом; между ними установилось единство действий, и человек-Иисус сделался орудием Бога-Слова в деле спасения людей.
Таким образом, у Феодора Мопсуетского Бог-Слово и человек-Иисус совершенно отдельные и самостоятельные личности. Поэтому, он никак не допускал употребления выражений, относящихся к человеку-Иисусу, в приложении к Богу-Слову. Например, по его мнению, нельзя говорить: Бог родился, Богородица, потому что не Бог родился от Марии, а человек, или: Бог страдал, Бог распят, потому что опять страдал человек-Иисус. Это учение полностью еретическое. Последние его выводы - это отрицание таинства воплощения Бога-Слова, искупления рода человеческого страданиями и смертью Господа Иисуса Христа, так как страдания и смерть обыкновенного человека не могут иметь спасительного значения для всего рода человеческого, и, в конце концов, отрицание всего христианства.
Пока учение Диодора и Феодора распространялось только как частное мнение в кружке людей, занимавшихся богословскими вопросами, оно не встречало опровержений и осуждений со стороны Церкви. Но когда архиепископ Константинопольский Несторий затеял сделать его общецерковным учением, Церковь выступила против него как ереси и торжественно осудила. Несторий был учеником Феодора Мопсуетского и воспитанником Антиохийского училища. Он возглавил борьбу с Церковью и дал свое имя этому еретическому учению. Еще будучи в Антиохии иеромонахом, он славился красноречием и строгостью жизни. В 428 году император Феодосий II младший сделал его Константинопольским архиепископом. Несторий привез из Антиохии пресвитера Анастасия, который сказал в церкви несколько проповедей в духе учения Ф. Мопсуетского, что Деву Марию следует называть не Богородицей, а человекородицей. Подобное учение было новостью, так как в Константинопольской, Александрийской и других церквах сохранялось древнее православное учение о соединении в Лице Господа Иисуса Христа двух естеств. На это соединение смотрели, как на существенное соединение в одно Богочеловеческое Лицо , и не допускалось в Нем, как едином лице, разделения Божества от человечества. Отсюда в общественном наименовании Пресвятой Девы Марии было Богородица . Эти проповеди Анастасия взволновали весь клир, монахов и народ. Несторий для прекращения волнений стал сам проповедовать и отвергать название Богородица, по его мнению, непримиримое с разумом и христианством, но и не допускал названия человекородица, а назвал Пресвятую Деву Христородицей. После этого объяснения волнения в Константинополе не утихали. Нестория стали обвинять в ереси Павла Самосатского, так как было понятно, что речь идет не только о названии Девы Марии Богородицей, а о Лице Иисуса Христа. Несторий стал преследовать своих противников и даже осудил их на Константинопольском соборе (429 г.), но тем только увеличил число своих врагов, которых и без того было много по случаю предпринятого им исправления нравов клира. Скоро слух об этих спорах проник и в другие церкви и здесь начались рассуждения.
В Антиохии и Сирии очень многие приняли сторону Нестория, по преимуществу лица, вышедшие из Антиохийского училища. Но в Александрии и Риме учение Нестория встретило сильное противодействие. Александрийским епископом в то время был св. Кирилл (с 412 г.), человек богословски образованный и ревностный защитник православия. Прежде всего, в пасхальном послании он изложил, как вредно для христианства учение Нестория. Это на Нестория не подействовало, и он продолжал в письмах к Кириллу отстаивать правильность своего учения. Тогда Кирилл особым посланием известил императора Феодосия II, его супругу Евдоксию и сестру Пульхерию об учении Нестория. Затем он сообщил об этой ереси папе Целестину. Несторий тоже писал в Рим. Папа Целестин созвал в Риме собор (430), осудил на нем учение Нестория и потребовал от него, под угрозой отлучения и низложения, отказаться от своих мыслей в течение 10 дней. Заключение собора было отправлено Несторию и восточным епископам через Кирилла, которому папа передал свой голос. Кирилл уведомил Нестория и епископов о постановлениях Римского собора, и особенно убеждал Иоанна, архиепископа Антиохийского, отстаивать православие. В случае принятия ими стороны Нестория, они дадут повод к разрыву с церквами Александрийской и Римской, которые уже высказались против Нестория. Иоанн, сочувствовавший образу мыслей Нестория, ввиду предупреждения Кирилла, написал Несторию дружеское письмо, в котором убеждал его употреблять выражения о Пресвятой Деве Марии, принятые древними отцами. Между тем, Кирилл на соборе в Александрии (430 г.), осудил учение Нестория и издал против него 12 анафематизмов, в которых доказывал нераздельное соединение в Лице Господа Иисуса Христа двух естеств. Эти анафематизмы Кирилл препроводил Несторию со своим посланием. Несторий, со своей стороны, ответил 12 анафематизмами, в которых осуждал тех, кто приписывают страдания Божеству и проч. Они были направлены против Кирилла, хотя к последнему они не приложимы. Сирийские епископы, получив анафематизмы Кирилла, тоже восстали против них. У них была точка зрения идей Феодора Мопсуетского. Блаженный Феодорит, ученый епископ Кирский, написал на них опровержение. Для прекращения такого раздора между предстоятелями знаменитых церквей и утверждения православного учения, имп. Феодосий II решился созвать вселенский собор. Несторий, чью сторону в то время занимал Феодосий, сам просил созыва вселенского собора, находясь в убеждении, что его учение, как правильное, восторжествует.
Феодосий назначил собор в Ефесе в самый день Пятидесятницы 431 г. Это был Третий Вселенский Собор. В Ефес прибыли Кирилл с 40 египетскими епископами, Ювеналий Иерусалимский с палестинскими епископами, Фирм, еп. Кесарии Каппадокийской, Флавиан Фессалоникийский. Прибыл и Несторий с 10 епископами и два высших чиновника, друзья Нестория. Первый Кандидиан, как представитель императора, второй Ириней - просто как расположенный к Несторию. Не было только Иоанна Антиохийского и папских легатов. По прошествии 16 дней срока, назначенного императором для открытия собора, Кирилл решился открыть собор, не дожидаясь отсутствующих. Чиновник Кандидиан протестовал против этого и послал донос в Константинополь. Первое заседание было 22 июня в церкви Богородицы. Нестория приглашали на собор три раза. Но в первый раз он дал ответ неопределенный, второй раз отвечал, что придет, когда все епископы съедутся, а в третий - даже не выслушал приглашения. Тогда собор решил рассмотреть дело Нестория без него. Были прочитаны Символ Веры Никео-Цареградский, послания к Несторию, анафематизмы Кирилла и послания Нестория к Кириллу, его беседы и прочее.
Отцы нашли, что послания Кирилла заключают в себе православное учение и, напротив, послания и беседы Нестория - не православное. Потом отцы проверили, как Несторий учит в настоящее время, не отказался ли он уже от своих мыслей. По свидетельству епископов, беседовавших в Ефесе с Несторием, оказалось, что он придерживается прежних мыслей. Наконец, были прочитаны изречения отцов Церкви, писавших о Лице Господа Иисуса Христа. Здесь тоже Несторий противоречит им. Приняв все это во внимание, отцы Ефесского собора признали учение Нестория еретическим и определили лишить его сана и отлучить от церковного общения. Под приговором подписалось 200 епископов и первое заседание кончилось.
В тот же день собор в Ефесе объявил о низложении Нестория и послал уведомление об этом клиру в Константинополе. Кирилл еще от себя написал письма епископам и настоятелю константинопольского монастыря авве Далматик». Вскоре были отправлены и акты собора императору. Несторию был объявлен приговор на другой день после заседания. Он, конечно, его не принял и в донесении императору жаловался на неправильные, будто бы, действия собора, обвинял особенно Кирилла и Мемнона и просил императора или перевести собор в другое место, или дать ему возможность благополучно возвратиться в Константинополь, потому что, жаловался он со своими епископами, - его жизни угрожает опасность.
Между тем в Ефес прибыл Иоанн Антиохийский с 33 сирскими епископами. Отцы собора его уведомили, чтобы он не входил в общение с осужденным Несторием. Но Иоанн был не доволен решением дела не в пользу Нестория, и потому, не входя в общение с Кириллом и его собором, составил свой собор с Несторием и приехавшими епископами. К Иоанну примкнуло несколько епископов, бывших на соборе св. Кирилла. На собор Иоанна также прибыл императорский уполномоченный. Собор Иоанна признал осуждение Нестория незаконным и начал суд над Кириллом, Мемноном и другими епископами, осудившими Нестория. Кириллу было несправедливо поставлено в вину, между прочим, что учение, изложенное в его анафематизмах, сходно с нечестием Ария, Аполлинария и Евномия. И вот, собор Иоанна осудил и низложил Кирилла и Мемнона, отлучил от церковного общения, впредь до раскаяния, прочих епископов, осудивших Нестория, донес обо всем в Константинополь императору, клиру и народу, прося императора утвердить низложение Кирилла и Мемнона. Феодосий, который получил кроме донесений Кирилла, Нестория и Иоанна еще донесение Кандидиана, не знал, как поступить в этом случае. Наконец, он распорядился, чтобы все постановления соборов Кирилла и Иоанна были уничтожены и чтобы все епископы, прибывшие в Ефес, собрались вместе и покончили споры мирным образом. Кирилл не мог согласиться с таким предложением, так как на его соборе было вынесено правильное решение, а Иоанн Антиохийский представлял действия своего собора правильными, о чем оба доносили в Константинополь.
Пока велась эта переписка, собор, под председательством Кирилла, продолжал свои заседания, которых было семь. На втором заседании было прочитано послание папы Целестина, привезенное только теперь прибывшими легатами, и признано было вполне православным; в третьем - Римские легаты подписали осуждение Нестория; в четвертом - Кирилл и Мемнон, неправильно осужденные Иоанном (который не явился на приглашение явиться на заседание) были оправданы; в пятом - Кирилл и Мемнон, для опровержения обвинений, возведенных на них Иоанном, осудили ереси Ария, Аполлинария и Евномия, а собор отлучил от церковного общения самого Иоанна и сирийских епископов; в шестом - запрещено на будущее время изменять что-либо в Никео-Цареградском Символе или вместо него составлять другие, наконец, в седьмом - собор занялся решением частных вопросов по разграничению епархий. Все соборные акты были посланы императору для утверждения.
Теперь Феодосий находился в еще большем затруднении, чем прежде, потому что неприязнь между собором и сторонниками Иоанна увеличилась в значительной степени. А вельможа Ириней, прибывший в столицу из Ефеса, сильно действовал при дворе в пользу Нестория. Епископ Берийский Акакий подал императору совет, удалив от соборных рассуждений Кирилла, Мемнона и Нестория, поручить всем остальным епископам пересмотреть вновь дело Нестория. Император так и поступил. Он послал в Ефес чиновника, который взял под стражу Кирилла, Мемнона и Нестория, и начал принуждать к согласию прочих епископов. Но соглашения не последовало. Между тем, св. Кирилл нашел случай из-под стражи написать клиру и народу константинопольскому, а также авве Далматик» о происходящем в Ефесе. Авва Далматий собрал иноков константинопольских монастырей и вместе с ними при многочисленном стечении народа, с пением псалмов, с горящими светильниками, отправился ко дворцу императора. Войдя во дворец, Далматий просил императора, чтобы православные отцы были освобождены из заключения и чтобы было утверждено определение собора относительно Нестория.
Появление знаменитого Аввы, 48 лет не выходившего из своего монастыря, произвело сильное впечатление на императора. Он обещал утвердить решение собора. Затем в церкви, куда отправился авва Далматий с иноками, народ открыто провозгласил анафему Несторию. Таким образом колебания императора кончились. Оставалось только привести сирских епископов в согласие с собором. Для этого император приказал спорящим сторонам выбрать по 8 депутатов и прислать их в Халкидон для взаимных рассуждений в присутствии императора. В эту депутацию со стороны православных вошли два Римских легата и иерусалимский епископ Ювеналий. Со стороны защитников Нестория - Иоанн Антиохийский и Феодорит Кирский. Но и в Халкидоне не было достигнуто соглашение, несмотря на заботы Феодосия. Православные требовали, чтобы сирские епископы подписали вославные требовали, чтобы сирские епископы подписали осуждение Нестория, а сирские не соглашались и не хотели принимать, как они выражались, догматов Кирилла (анафематизмов). Так дело и осталось нерешенным. Впрочем, Феодосий теперь перешел решительно на сторону православных епископов. По окончании Халкидонского совещания он издал указ, в котором приказал всем епископам возвратиться на свои кафедры, в том числе и Кириллу, а Нестория еще прежде удалил в Антиохийский монастырь, из которого он прежде был взят на константинопольскую кафедру. Преемником Нестория православные епископы поставили Максимилиана, известного своей благочестивой жизнью.
Восточные епископы, во главе с Иоанном Антиохийским, отправляясь из Халкидона и Ефеса на свои кафедры, по дороге составили два собора, один в Тарсе, на котором снова осудила Кирилла и Мемнона, и другой в Антиохии, на котором составили свое исповедание веры. В этом исповедании было сказано, что Господь Иисус Христос - совершенный Бог и совершенный человек и что на основании неслитного в Нем единства Божества и человечества, Пресвятая Дева Мария может быть названа Богородицей. Таким образом, восточные отцы отступили от своих несторианских воззрений, но от лица Нестория не отказались, почему разделение между ними и Кириллом продолжалось. Император Феодосий не терял все-таки надежды примирить церкви и поручил исполнить это своему чиновнику Аристолаю. Но только Павлу, епископу Эмесскому, удалось примирить отцов сирских с александрийскими. Он убедил Иоанна Антиохийского и других сирских епископов согласиться на осуждение Нестория, а Кирилла Александрийского - подписать Антиохийское исповедание веры. Кирилл, видя, что это исповедание православное, подписал его, но не отказался и от своих анафематизмов. Таким образом, мир был восстановлен. С Антиохийским исповеданием веры, как с православным, была согласна вся Вселенская Церковь и оно получило значение точного исповедания веры древне-православного учения об образе соединения в Господе Иисусе Христе двух естеств и их взаимном отношении. Император утвердил это исповедание и принял окончательное решение относительно Нестория. Он был сослан (435 г.), в один оазис в египетских пустынях, где и умер (440 г.).
Вместе с заблуждениями Нестория на Третьем Вселенском Соборе была осуждена и появившаяся на западе ересь пелагианская . Пелагий, родом из Британии, не принимая иночества, вел строгую аскетическую жизнь, и, впав в духовную гордость, начал отрицать первородный грех, умаляя значение благодати Божией в деле спасения и приписывая все заслуги добродетельной жизни и собственным силам человека. В дальнейшем своем развитии пелагианство вело к отрицанию нужды в искуплении и самого искупления. Для распространения этого лжеучения Пелагий прибыл в Рим, а затем в Карфаген, но здесь встретил сильного противника в лице знаменитого учителя западной церкви, блаженного Августина. Испытав собственным тяжким опытом немощь воли в борьбе со страстями, Августин со всей силой опровергал ложное учение гордого британца и раскрыл в своих творениях, какое великое значение имеет божественная благодать для делания добра и достижения блаженства. Осуждение ереси Пелагия было произнесено еще в 418 году на поместном соборе в Карфагене, и только было подтверждено Третьем Вселенским Собором.
На соборе было изложено всех канонов 8. Из них, кроме осуждения Несторианской ереси, важно - полное запрещение не только составлять новый, но даже дополнять или сокращать, хотя бы одним словом, Символ, изложенный на двух первых Вселенских Соборах.
(1 оценок, в среднем: 5,00 из 5)
Loading...
